Образ жизни - [5]
Шрифт
Интервал
Который двадцать лет тому трусил
Меня, пугая лагерным забором.
Зайдём, майор, в простой английский паб,
Пройдём под красным фонарём на Сохо.
Тебе я склею пару клёвых баб —
Они «допросят» так, что станет плохо.
Да хрен с тобой!..
То было в страшном сне,
Когда ты предлагал мне папиросы.
Тем более, что, может быть, в Чечне
Уже давно отбросил ты колёса.
…Сияет Пикадилли. И Тюссо
Мадам давно осталась за спиною.
Спасибо, сволочь, и «сенкью» за всё,
За всё «мерси», что сделал ты со мною.
* * *
Идёт по Темзе пароход,
Я на ходу обедаю.
Куда идёт, зачем идёт —
Не знаю и не ведаю.
На Трафальгарской посижу,
Дыша великим городом,
И за голубкой подгляжу,
Что завлекает голубя.
Суббота в Лондоне — Шабат.
Как говорят на родине.
Спина болит, ступни горят
От расстояний пройденных.
Сидел бы так — мне всё равно —
Хоть гостем, а хоть жителем.
Ирландец рыжий пьёт вино,
Да из горла, как в Питере.
Как Нельсон высоко стоит
В объятьях полдня свежего!
Кругом ребята все свои,
Но только чуть повежливей.
От впечатлений еле жив,
Встаю и дальше топаю.
… А вечером — на Тель-Авив,
В его объятья тёплые.
Италия
* * *
Мы вырвались с тобой из круга
Своих обыденных забот.
Вдыхай Италию, подруга, —
Здесь жизнерадостный народ.
В гостинице, в Монте-Катини
Нет смысла киснуть —
В путь пора!
Струится вечер темносиний,
И небо чистое с утра.
Мы столько лет в замоте жили,
Такой тащили груз и вес,
Что, право, честно заслужили
С тобою порцию чудес.
Нас май с природой обвенчает.
Я этот май дарю тебе.
…Мы во Флоренцию въезжаем —
Благодарение судьбе.
Флоренция
Какого тебе ещё надо рожна!
Картину купи и бутылку вина.
Ныряй с головой, закрывая глаза,
В шальной, боевой Флорентийский базар
Хоть вера не та и ментальность не та —
К ступеням собора Святого Христа
Присядь, если двигаться далее лень,
Используя статуи мраморной тень.
Душе дай пожить без заумных идей,
Разлива российского иудей.
И, глядя на звёзды, к гостинице правь,
Прикончи вино, а картину оставь.
Венеция
Звёзды в тучах спрятались
В итальянском небе.
Я впервые радуюсь
Там, где раньше не был.
Сладкий воздух странствий,
Обалдев, вдыхаю.
Ах венецианская
Улица ночная!
Вечер в декорациях
Золотых и синих.
…И цветёт акация,
Как на Украине.
Швейцарский эскиз
Сгустились сумерки,
Как прошлогодний мёд.
Какое-то швейцарское селенье
У озера стоит на отраженье
Своём — вниз крышами, наоборот.
И в этой перевёрнутости есть
Какой-то смысл,
И даже тайность шифра.
И возраста внушительная цифра
Читается всего, как 26.
Так в сумерках альпийский снег блестит,
Что все ответы кажутся вопросами.
В воде проплыло что-то вверх колёсами —
То вертолёт вдоль озера летит.
Испания
По Гвадалквивиру
Невелика река, неглубока,
Но утонули в той реке века.
И старый мир, и этот новый мир
Сокрыл в воде своей Гвадалквивир.
Корабль старый, ржавые борта:
Какая истребилась красота!
Еврейская-арабская река,
Как радость, и как горе, глубока.
И христиан угрюмая струя —
Своя. А может быть, и не своя.
И правит праздник,
Правит вечный пир —
Гвадалквивир.
На стыках океанов и морей,
В истоках рек —
Везде бывал еврей.
Его дома и камни синагог,
И патио —
Слепой заметить мог.
Но зрячий враг отнюдь не замечал
Камней еврейских этих и Начал.
Не замечай нас, враг, не замечай,
Права свои неправые качай,
И рвы копай и печи раздувай!
Давай копай! Стреляй!
Души, давай!
Но и сквозь пепел прорастёт звезда
Давида — это навсегда!
В Днепре топи, в Освенциме сжигай…
Но «Хай Израиль! Хай!»[7]
Что хочешь делай,
Но неистребим
Народ по имени Иегудим![8]
Улетаю в Мадрид
Вечерами закат по-иному горит —
Жёлтым цветом сменился зелёный.
Завтра утром я улетаю в Мадрид.
Ожидай меня из Барселоны.
Далее кругом идёт в эти дни голова.
Не юнец — поспокойней бы надо.
Но как сладко катаются в горле слова:
Барселона, Севилья, Гранада!
Кастаньеты стучат, и коррида орёт,
И фламенко — сердечное средство.
Завтра утром — туда, лишь один перелёт
До мечты и до сказки из детства.
По-испански любой карапуз говорит
Там — в красивой стране, непреклонной.
Завтра утром я улетаю в Мадрид.
Ожидай меня из Барселоны.
Покидал Кордову
Дай мне слово, Кордова,
Что ты не забудешь меня,
Охранишь моё слово
От тления и огня.
Благодарен проулкам
И патио в древней пыли,
Мостовым твоим гулким,
Которыми предки прошли.
И морозит, и греет
Той жизни исчезнувшей свет.
Тех столетий евреи
Как будто бы смотрят вослед.
И мне кажется, снова
Подают запоздалую весть.
Обнимаю, Кордова,
Тебя — лишь за то, что ты есть.
Это древняя драма —
Гордиться, что сам ты еврей.
…Я, как сын Авраама,
Иду по Кордове своей.
Скандинавия
Дождь в Копенгагене
В Копенгагене — дождь.
В шесть утра закрывают кабак.
Ночь окончилась, но
Не унять загулявших никак.
Вдоль канала датчанка угрюмо метет
Мостовую.
А дождик с похмелья
За нею идёт.
В Копенгагене — утро.
Промокли на мачтах флажки.
Элегично в душе,
Ноги так непривычно легки.
Это утро. И — август…
Прохлада врывается в грудь.
Этот дождик, душа,
Сохрани, охрани, не забудь!
Прояснилось. И шхуны,
Еще не проснувшись, стоят.
А у окон — промытый, спокойный
И радостный взгляд.
Подгулявший, пропивший
Последнюю крону матрос,
Задаёт мне по-датски
Какой-то невнятный вопрос.
To ли время спросил,
То ли денежку он попросил?
Улыбнулся и дальше поплёлся,
Как видно, без сил.
Я шатаюсь без цели
Вдоль мачт. И тихонько пою
Про заморскую гавань