Образ жизни - [2]

Под куполом синим,

За то, что стою

Посреди Иудейской пустыни.

За то, что Исход —

Хоть и поздно — всё же случился;

Что жив до сих пор,

Не разбился, не спился.

Особо за то,

Что, ни слова молитвы не зная,

Уже я, по сути, допущен

В приёмную Рая.

Мне так на душе

Не бывало спокойно доныне,

Как в этих невзрачных горах

Иудейской пустыни.

Слияние

Уже и смех, и слёзы

Остались позади —

Сибирские морозы,

Балтийские дожди.

И местные евреи

Нам говорят: «Смотри,

Как медленно светлеет

Израиль изнутри.»

Движенье и слиянье —

Великий «никайон»[3].

Уже его сиянье

Видать со всех сторон.

Мы «пашем» с интересом

С утра и до утра.

Совсем другая пьеса

Здесь шла ещё вчера.

Мы стали выше ростом —

Совсем иной полёт.

А завтра на подмостках

Другой спектакль пойдёт.

Ашкелону

Путь земной закончить дай мне силы,

На последний выдох и поклон,

Скромный, незатейливый и милый,

Иудейский город Ашкелон.

Мой просторный, молодой и древний,

Дай мне ничего и дай всего,

Ты — моя родимая деревня,

И столица сердца моего.

Дай ещё мне дюжину апрелей,

И хотя бы столько октябрей.

Вряд ли так тебя ещё воспели

Бескорыстнее или добрей.

Поклоняюсь якорю и флагу

Здесь, где волны ласково поют.

В землю я твою, наверно, лягу,

Мой причал последний и приют.

Научился смерти не бояться

Я у этой голубой воды.

На твоём песке запечатлятся

Пусть мои последние следы.

Я грустить не буду о разлуке,

Потому как подавать мне весть,

Я надеюсь, будут внуки —

Внуки, народившиеся здесь.

* * *

Какой сегодня вечер пряный!

Ещё тепло, ещё светло.

Спасибо осени за праздник,

Спасибо лету, что прошло.

И птице завтрашней спасибо,

Спасибо — дожил до утра.

Я небесам шепчу: «Спасите

От боли, что была вчера».

И да хранит нас всех от горя

И голубой, и белый цвет.

Как элегично дышит море,

Какой простой даёт совет:

«Живи покуда, наслаждайся.

Как я дышу, так ты дыши.

Не суетись, не зарывайся,

А можешь, так стихи пиши.»

И всё вокруг полно доверья,

Что раньше и не снилось нам.

Здесь ритмы скачут по волнам,

И рифмы падают с деревьев.

Осенний эскиз

Жёлтый клён на зелёной поляне стоит,

И такой удивительно ласковый вид —

Левитану, наверно, не снилось.

Левитан, главный русский художник, Исаак,

Ну признайся — слабо намалярить вот так?

Вы смогли бы, скажите на милость?

Одинокое облако вдалеке,

Куст зелёный на жёлтом песке,

Кошка рыжая с голубем в паре.

Ну, ответь мне, пожалуйста, Веня Ван-Гог,

Ты б такое на трезвую голову смог

Там — на юге, в провинции Арля?

В том и радость, и грусть, и успех, и беда:

Ни за что и нигде, никому, никогда…

Вам такое вовек не приснится —

То, что утром сегодня открылося мне

В Иудейской моей стороне:

Лист, летящий под небом из ситца.

Жаль, конечно, что в этом отрезке пути

Ваших красок карминовых не развести,

Будь хоть дважды, хоть трижды поэтом

В апельсиновых этих осенних лесах.

…Если завтра мы встретимся на небесах,

Расскажу я вам лично об этом.

На своём берегу

Ласковый вечер спустился

В эти святые края.

Вот наконец и прибился

К милому берегу я.

Воина внук и раввина,

Бывший российский моряк,

Как тебе эта равнина

И левантийский маяк?

Как тебе этот гортанный,

Этот горячий язык,

Запах фалафельных пряный?

Да, понемногу привык.

Кончилась пьяная свадьба —

Что же о том горевать!

Вот на могилу слетать бы

К маме.

А после опять

Буду вдыхать у порога

Вечер тягучий, как мёд.

Ну, а отсюда дорога

Лишь вертикально идёт…

За гранью

Ни днём, ни чёрной ночью,

Мне кажется опять,

Уж никогда воочью

Тех мест не увидать.

За гранью и за кругом

Живу я неспеша.

Между Днепром и Бугом

Ещё моя душа.

Где мокрым листопадом

Засыпаны года.

И я твержу: «Не надо,

Не надо мне туда!»

Я хуже или лучше

На свете жил досель,

Но вот родился внучек

В Эрец Исраэль[4].

Он не чужак приезжий

Из русских палестин,

А этих побережий

Законный гражданин.

Он станет новой вехой,

Он станет новым днём.

И только дальним эхом

Россия будет в нём.

Какой-то далью серой

И дымкой голубой,

Какой-то прежней верой

И дедовой судьбой.

Над этим вечным морем,

Где властвует иврит,

Он прикоснётся к Торе,

Молитву сотворит.

О том тысячелетье,

Неведомом ему.

О прадеде и деде,

Что канули во тьму.

Утренняя молитва

Хочу я у внучки на свадьбе гульнуть,

На сына её хоть разочек взглянуть.

Чтоб в будущем веке хотя бы денёк,

Хотя бы часок

Быть счастливым я мог.

Я очень устал здесь,

Но тихо молю:

Господь, дай мне времени,

Я потерплю.

Дай тыщи восходов и тыщи дождей

На долгие годы для наших детей.

Дай песню одну, но без всяких оков,

Тогда и зови —

Я к дороге готов.

Но прежде хочу, чтоб сгорело в огне

Всё, что я и сам ненавижу во мне.

Чтоб сдохли враги,

Чтоб воскресли друзья.

Мне лучшей молитвы придумать нельзя.

Особая нация

Русская эмиграция:

Русский, еврей,

Это особая нация,

Это — крутой рассол.

В этом рассоле квасятся

Столько десятков лет

Гении, воры, классики —

Бывшей России цвет.

Мы, как степные лошади

С крепкою головой —

На Тель-Авивской площади, —

Бруклинской мостовой.

Слава за нами тянется

Памятного греха:

Мы мировые пьяницы

И мастера стиха.

Родины горькой отпрыски,

Бывшей страны народ,

Словно в бессрочном отпуске,

Здесь, «за бугром», живёт.

Сон перед Песахом

Сон тяжёлый мне голову мнёт.

Это ж надо такому присниться!

…В мокрой просеке серая птица

Всё никак не сорвётся в полёт.

Перья встрепаны, ноги в крови,

Переломаны крылья большие.

Далеко до пределов России,

Как от чёрного зла до любви.