Образ жизни - [6]
В середине лета на опушке леса разбили табор цыгане. Оказалось, что заколоченный сарай во дворе мастерской, — старая кузница. Цыгане переложили горн, приладили меха, запахло серой, застучали молот и молоток. Петя издали поглядывал в открытую дверь кузницы, не решаясь подойти ближе, пока молодой цыган не позвал его:
— Заходи, пацан, не съедим.
Таинственный пещерный полумрак, хищные на вид инструменты, светящийся послушный металл, непривычный запах железа, кузнецы, как колдуны из сказки… слишком много впечатлений для одного раза. Петя почти на ощупь вышел из кузницы и сел в тени сарая. За спиной молот и молоток вели понятный ему разговор, картина власти человека над металлом всё ещё стояла перед глазами. Жизнь изо дня в день наполнялась содержанием. Петя ещё не раз испытал на себе гипнотическое действие светящегося металла и убаюкивающей беседы молота с молотком. Перед самым началом школьных занятий табор свернули, кузницу заколотили, и лето кончилось.
Меня всегда занимал вопрос: как удалось старым мастерам, на ощупь творившим железный век, постичь прецизионные процессы и оставить невоспризводимые сегодня шедевры? Воображение моё рисовало затемнённую кузницу и мастера, совершающего обряд рождения булатного клинка. Я завёл разговор о забытых приёмах, Пётр вяло поддакивал, думая о своём, додумал и оживился.
— Похоже, я знаю один такой приём. В цыганской кузнице подсмотрел. Там в углу разные полешки сохли. Помню сосну берёзу, осину, других я не знал тогда. Вечерами после работы молодой цыган щипал лучину и складывал отдельными кучками. На закате, когда стемнеет, они ковали ножи на продажу. Собирали по деревням старые рессоры и выковывали из них ножи разной длины и формы. Под закалку, как я сейчас понимаю, немного перегревали, дожидались сочного красного цвета и калили. Потом они раскладывали ножи на решётке над горном и начинали колдовать. Старик прикладывал к ножам лучины и, по мере их обугливания и воспламенения, молодой передвигал ножи подальше от жара. Я, понятно, не присматривался в какой последовательности он брал лучины, но и так ясно — низкий отпуск.
Этим полным событиями летом было ещё одно: Петю пригласили в гости на пельмени. Пригласила Фая. Подошла к воротам мастерской, заходить не стала, вызвала Петю. В новеньком цветастом платье, в тряпичных туфлях на каблучках и в новом обличье — подстриженная, без косичек она смотрелась старше своих лет. Фёдор крикнул из мастерской:
— Держись, Петруха, это она для тебя так вырядилась.
— Больно надо. Мамка приглашает в выходной пельмени есть. В час ровно. Смотри не опаздывай.
— А меня? — не унимался Фёдор.
— А тебя пусть Лидка угощает.
Петя обрёл дар речи: — Кто меня пустит в выходной?
— Пустят. — Повернулась на каблуках, расклешила платье и пошла.
— Ну, Петька, взялись за тебя бабы, — не то в шутку, не то всерьёз сказал Фёдор.
— Не зевай, парень, — добавил Никитич.
На лай собаки из окна выглянула Фая: — Иди, не укусит.
Петя отворил калитку, пёсик зашёлся в истеричном лае.
— Иди, Иди! Во дурак! Щенка боится. Марш на место! — пёсик затих и завилял хвостом.
Фаина мама протянула руку: — Здравствуй, Петя.
Только сели за стол, пришли Лида с Федей. Федя поставил на стол бутылку водки, Лида достала стаканы.
— У меня на всех больших тарелок не хватит, — развела руками хозяйка.
— Нам можно в одной, — сказала Лида.
— Нам тоже, — Фая подвинулась к Пете. Все засмеялись. Фая смутилась и вернулась на место. Пельмени ели с уксусом под водочку, дети пили брусничный морс. Поели, посидели, попели. Все вместе проводили Петю до детдома.
Чтение давалось Пете с трудом. Фая уже бегло читала, а он всё ещё по слогам. Со счётом всё было наоборот — Петя легко складывал и отнимал в уме, а Фая путалась в пределах ста. В классе она сдвигала тетрадку так, чтобы Петя мог видеть примеры, и записывала ответы под его диктовку. Свободно читать Петя начал в третьем классе. Поздней осенью стоял у окна, облокотившись на подоконник, и смотрел, как роняет листья берёза. Тут же лежала тоненькая книжечка для начального чтения — «Лягушка путешественница». Он открыл её, начал читать и прочёл. Воодушевился, пошарил по комнатам, поспрашивал и нашёл ещё пару тоненьких книжечек из той же серии: про Му-му и про Жучку. В школе попросил Фаю принести книгу, которую ей читала Лида. Эту первую свою книгу Петя читал долго. Прочёл и начал с начала. Попадались незнакомые слова, не всё было понятно, но произошло главное, что отличает читателя, — он жил вместе с героями, с Тимуром и его командой. Днём он носил книгу за ремнём под рубашкой, на ночь клал под матрас. Вернул, попросил ещё что-нибудь и услышал ответ в обычной Фаиной манере: — Ну, забота теперь у меня книжки тебе таскать. Ладно, поищу. Сама я? Не, не читаю, мне бы про любовь что-нибудь, а так скучно.
Варвара Кирилловна похвалила Петю: — Ты заметно подтянулся по чтению, продолжай читать.
— Что читать, если книжек нету, — проворчал Петя.
— О чём ты бы хотел почитать? — спросила Варвара Кирилловна.
— Про войну и чтобы мягкая.
Варвара Кирилловна удивлённо на него посмотрела. Тут же вмешалась Фая: — Ну, без обложки, чтоб под рубашкой носить, а то плакали ваши книжки.
Фрэнклин Шоу попал в автомобильную аварию и очнулся на больничной койке, не в состоянии вспомнить ни пережитую катастрофу, ни людей вокруг себя, ни детали собственной биографии. Но постепенно память возвращается и все, казалось бы, встает на свои места: он работает в семейной юридической компании, вот его жена, братья, коллеги… Но Фрэнка не покидает ощущение: что — то в его жизни пошло не так. Причем еще до происшествия на дороге. Когда память восстанавливается полностью, он оказывается перед выбором — продолжать жить, как живется, или попробовать все изменить.
Эта книга о тех, чью профессию можно отнести к числу древнейших. Хранители огня, воды и священных рощ, дворцовые стражники, часовые и сторожа — все эти фигуры присутствуют на дороге Истории. У охранников всех времен общее одно — они всегда лишь только спутники, их место — быть рядом, их роль — хранить, оберегать и защищать нечто более существенное, значительное и ценное, чем они сами. Охранники не тут и не там… Они между двух миров — между властью и народом, рядом с властью, но только у ее дверей, а дальше путь заказан.
Тайна Пермского треугольника притягивает к себе разных людей: искателей приключений, любителей всего таинственного и непознанного и просто энтузиастов. Два москвича Семён и Алексей едут в аномальную зону, где их ожидают встречи с необычным и интересными людьми. А может быть, им суждено разгадать тайну аномалии. Содержит нецензурную брань.
Шлёпик всегда был верным псом. Когда его товарищ-человек, майор Торкильдсен, умирает, Шлёпик и фру Торкильдсен остаются одни. Шлёпик оплакивает майора, утешаясь горами вкуснятины, а фру Торкильдсен – мегалитрами «драконовой воды». Прежде они относились друг к дружке с сомнением, но теперь быстро находят общий язык. И общую тему. Таковой неожиданно оказывается экспедиция Руаля Амундсена на Южный полюс, во главе которой, разумеется, стояли вовсе не люди, а отважные собаки, люди лишь присвоили себе их победу.
Новелла, написанная Алексеем Сальниковым специально для журнала «Искусство кино». Опубликована в выпуске № 11/12 2018 г.
Саманта – студентка претенциозного Университета Уоррена. Она предпочитает свое темное воображение обществу большинства людей и презирает однокурсниц – богатых и невыносимо кукольных девушек, называющих друг друга Зайками. Все меняется, когда она получает от них приглашение на вечеринку и необъяснимым образом не может отказаться. Саманта все глубже погружается в сладкий и зловещий мир Заек, и вот уже их тайны – ее тайны. «Зайка» – завораживающий и дерзкий роман о неравенстве и одиночестве, дружбе и желании, фантастической и ужасной силе воображения, о самой природе творчества.