Хендерсон взглянул на Эйвис. Девушка больше не всхлипывала. Она смотрела на него, ожидая ответа. В ее глазах он читал любопытную смесь любви и верности, стыда и страха. Эти эмоции, как он знал, отражались в его собственном взгляде.
— Если я подыграю вам, Лайонел, — тихо сказал он, — я изберу самый легкий путь…
Дрейк открыл было рот, чтобы возразить, но раньше него заговорила Эйвис:
— О нет, Джон. Это будет самый трудный путь — знать правду и при этом не сообщать ее. Нести бремя вины за вынужденный обман. Жить во лжи, чтобы все остальные жили праведно.
— Возможно, ты права, — ответил Хендерсон. — В любом случае… стоит попробовать. Полагаю, мы должны попытаться.
…Вместе они вышли на улицу, навстречу звездному небу. В вышине завис мирно дрейфующий «хайнлайнер». Хендерсон думал о мифе, на котором вырос — мифе, что умер для него навсегда, но который нужно было сохранить для его собратьев. Что ж, Лайонел Дрейк поможет ему. И Эйвис — тоже. Возможно, он сможет выстоять до самого конца. Фандом для него так и остался образом жизни. Совершенно случайно Джон Хендерсон вспомнил еще одно высказывание, которое сохранилось от старых дней — вычитанное им в одном из фэнзинов этим грустным вечером. По иронии судьбы, он только сейчас постиг его истинный смысл.
Смиренно глядя на звезды, он процитировал вслух:
— Быть фэном — благое, но очень-очень одинокое призвание…
