Образ мира в тексте и ритуале - [230]

Сны об умерших родственниках и знакомых

Среди рассмотренных выше видов снов определенное место занимают сны, в которых спящему являются умершие. Образы покойников в этих случаях по своей логике ничем не отличаются от других «знаков» смерти (таких, например, как реалии, атрибуты или персонажи погребального обряда), и их толкование предопределяется самим фактом их принадлежности к потустороннему миру. Однако существует обширный корпус текстов принципиально иного жанра и иной «функции» и прагматики, в которых также рассказывается о явлении умерших во сне. Это уже не символико-толковательные формулы типа «видеть во сне покойника – к смерти», а нарративы, имеющие, так сказать, программирующую функцию и контролирующие взаимоотношения между миром живых и миром мертвых. При этом являющиеся живым во сне образы мертвых – уже не «случайные», посланные свыше знаки судьбы, а активная сторона, действующая не по указанию небесных сил, а по собственной потребности и воле. Мертвые являются во сне, чтобы просить и требовать, чтобы укорять и предъявлять претензии, чтобы угрожать и наказывать. Сон оказывается тем пространством, на котором развертывается общение (пусть по большей части одностороннее) и разыгрываются драматические отношения между живыми и мертвыми.

С другой стороны, подобные же рассказы о приходе покойников могут не быть связаны с состоянием сна, а воспроизводить ситуации видения или звукового восприятия (реже тактильного восприятия) наяву, причем сюжеты и мотивы обоих типов рассказов во многом совпадают. Это относится прежде всего к восточнославянской и, в частности, к полесской традиции. Одинаковыми для сна и яви оказываются и оценка этих посещений как крайне опасных для живых, и их «прагматика», т. е. обстоятельства приходов (время, место, сроки, причины), поведение пришельцев, их облик, применяемые по отношению к ним обереги и отгонные средства, а также «ответные» действия живых людей, стремящихся удовлетворить требования и просьбы покойников и тем самым обезопасить себя от их хождения и прекратить его. Тем не менее каждый из двух видов имеет свои особенности (и содержательные, и жанровые) и специфические мотивы (см. подробнее [Толстая 2001], наст. изд. с. 379^420), требующие обстоятельного изучения. Пока что в имеющейся литературе при общем обилии рассказов о посещении покойниками своих живых родственников почти не было попыток выделить и специально рассмотреть тексты, повествующие о явлении покойников во сне. Одна из немногих работ такого рода – публикация болгарской фольклористки Албены Георгиевой, представившей полевой материал, записанный от влашского населения северо-западной Болгарии в последние годы XX века [Георгиева 2000]. Благодаря этой работе появляется возможность провести самое предварительное сопоставление текстов этого жанра в трех разных традициях: полесской (по материалам Полесского архива Института славяноведения РАН), польской (по материалам книги С. Небжеговской) и болгарской (влашской).

В Полесском архиве содержится множество записей, представляющих собой ответ на вопрос программы Полесского этнолингвистического атласа: «Что делали, чтобы покойник не ходил?». Хотя вопрос подразумевает ситуацию «реального» хождения, среди ответов немало таких, которые говорят о приходе покойников во сне; во многих случаях эти два вида появления умерших (во сне и наяву) практически не различаются, а в части свидетельств предложенный вопрос понимается именно как относящийся к сновидениям.

Помимо рассказов о конкретных снах, в полесском материале содержится некоторое количество записей, формулирующих в общем виде поверья о причинах и целях прихода мертвых во сне. Большая часть свидетельств – это предписания относительно способов защиты от являющихся во сне покойников, причем эти способы и меры не отличаются от приемов защиты, применяемых в случае «явного» хождения (см. об этом выше, с. 379–420]).

Полесские рассказы о сновидениях, в которых являются умершие, разрабатывают те же мотивы, что и поверья, т. е. повествуют о просьбах, претензиях, обидах и нуждах покойников, о том, как живые на них реагируют и какие меры защиты они принимают. Менее характерны для этих рассказов образы того света. Один пример такого рода был записан Е. С. Зайцевой в с. Присно Ветковского района Гомельской обл.:

Мужа убило. Матка жене говорила: «Выходь замуж, одной трудно жить». Она не соглашалась. Сон снится ей, шо вона його [покойного мужа] шукає. И вот найшла: калидор и каютки; у двох каютках побыла – нема, когда у трэттю зайшла, дак на одном боку лежить женшчына у койцы – белая деўка, як снег, красивая, простыней укрыта, а йон на другой койцы. А столик на сэрэдине. Ион говорит: «Иди, чого прышла?» А тая деўчына подымается и говорит: «Почему сюда прыйшла, ты не законная, невенчаная». А у её двое детей. – «Я пришла, шо дети у него». – «А твои дети у його законные, а ты – не. Иди, шоб ноги сюды не укладала. Я, говорит, здесь з йим повенчалася, и Господь хлеб разрезал нам». И лежить булка на столе. Она проснулася, косы повырывала на себе от страху и от жалости. Ну, и тады кинула з головы его шукать и волноваться, замуж пошла. Белая деўка – это не наша, это якой-то прэдсказатель, небесная деўка, но белая, ажно зияе ўся.