Обратный отсчет - [25]
– По-моему, тебе вовсе не хочется.
Точно. Ибо я нащупал не сливу, не персик и определенно не розу.
– Пошел вон.
Он обиделся.
– Я думал, ты понял.
– Следовало догадаться. Деньги получил, а теперь убирайся.
Он схватил свою сумочку и шмыгнул в дверь. Я проверил, на месте ли бумажник, выглянул из-за штор, убеждаясь, что он уходит. Санта-Моника и Ла-Бреа недалеко.
Зарегистрировавший нас менеджер – наверняка перс, которых я безошибочно чую отсюда до Ирана. – тащил к своей машине инкассаторский мешок. Я плотно задернул занавески, глотнул спиртного. Прежде чем отключиться, надо похоронить одну мысль: «Азаль подослала агента САВАК».
В глазах очевидца блестит паранойя.
Надо ли пересказывать сон, описывать его во всем усатом великолепии – хриплую гортанную любезность САВАК, зависшую Азаль, пианино по имени Рози, свалившееся на меня из окна с фальшивым дребезгом расстроенных струн, парня по имени Хесус, швыряющего мне в лицо черепаховыми яйцами? Под шрапнелью быстрого сна сны разлетаются в щепки, как стволы под топором Пола Баньяна.[22]
Неужели очередное алкогольное воспоминание? Нет, в памяти сохранились тончайшие детали, например, я – мушка, и другие мушки предупреждают: «Девятый, девятый, внимание, впереди липкая лента». Но я в нее все-таки врезался, чуть не прилипнув, зная, что приближаюсь, с того момента, как глазел на бутылки в винном магазине, стремясь прочно склеить свою историю вспотевшими руками.
Теперь, в два часа ночи, я, еще выпив, улегся. Пальцы ног пронзила легкая паника. Кто следующий? Черт возьми, не припомню. Где, в каком городе? Пришлось вести обратный отсчет.
Первая – Рози… или следует сказать, последняя? Перед ней Мэри, перед ней Азаль. Много лет назад я, двигаясь к югу, впервые приехал в Калифорнию. В Лос-Анджелесе познакомился с Азаль, уехал в Сан-Диего к Мэри, вернулся к Азаль и в конце концов попал к Рози. А кто был до Азаль? В каком городе, черт побери?
Впервые приехав в Калифорнию, я прибыл в курортный городок под названием Мерси к югу от Сан-Франциско. Если загадка не решится раньше, это будет моя последняя цель, где живет первая в моих разъездах девушка по имени Холли, небезосновательно известная под прозвищем «ночная бродяжка». Постоянно выброшенный флаг требовал: «Прошу следовать за мной». В ловушку угодили двое мужей. Она ничего не могла с собой поделать: было в ней что-то паучье, причем она с лихвой обходилась одной парой ног. Каждый знакомившийся с ней мужчина, включая меня, на секундочку думал, что станет последним, но всегда находился окольный путь.
Потом я все вспомнил. Следующий пункт моего назначения дальше к северу – а именно Бейкерсфилд – можно назвать родившимся в Калифорнии отпрыском-мутантом Сахары и Алабамы. С Божьей помощью еду в Бейкерсфилд. По моим сведениям, там до сих пор живет Керри, девушка – ладно, женщина, больше похожая на девушку, – из Японии, любившая скорость и комиксы, именно в таком порядке. Отражение Сан, только Керри в Штатах родилась и акклиматизировалась, если не прижилась. Каким образом, черт возьми, холодный кусок металла вроде нее мог оказаться в плавильном котле Бейкерсфилда? И что она против меня имеет, прислав такое письмо? Черт побери, Керри даже не охнула бы, получив удар прямо в лицо, если б костяшки пальцев были сбрызнуты амфетамином.
«Господи Боже мой, дай же поспать!..»
Наконец, я заснул. И проснулся от стука в дверь. Стучал менеджер.
Разрешите сказать насчет снов и видений: мне плевать на такое дерьмо. Плевать, что металлический пес кусал меня за ноги. Что на нем был пояс с инструментами. Что у него стальные усы, сиськи, член, он хватал меня за щиколотки, сколько бы я ни брыкался. Что Иисус, имя которого начинается с «Хе», сидел на диване, умирая со смеху, и советовал мне поостыть и дать псу позабавиться. Наплевать, потому что пробился свет, и головоломка, составленная из всего, что можно показать за восемь часов, растворяется в излучении. В начале дня все взрывается перед глазами, стараешься снова собраться. Если повезет, то никто не стучится в дверь, пробудив своим стуком похмелье.
– Пора съезжать, – сказал менеджер. – Половина первого. А оплачено до двенадцати.
– Понятно. Проспал.
– Конечно проспал. Полпервого. – Он взглянул на часы у себя на руке. – Лишние полчаса. Придется взять плату еще за день.
– Ну нет, – сказал я, – спасибо.
– Тогда поскорей уезжайте.
– Сейчас же уеду. – Я жестом поманил его ближе. – Знаете девушку по имени Азаль? Она вас ко мне подослала?
– Азаль? Имя персидское. Я не иранец.
– Никогда не слышали про САВАК? Значит, вы не оттуда?
– Какой такой САВАК? Я только что тебе сказал, черт возьми, – я не перс. Запомни, дурак долбаный, я из Ирака. Теперь за два дня возьму с тебя деньги.
– Простите, простите. Просто приходится соблюдать осторожность. Знаете, женщины…
– Угу, знаю. Только я не перс. И САВАК больше не существует. Его нет уже двадцать лет, черт побери. Тамошние ребята наверняка сидят в инвалидных колясках. Зачем говоришь про САВАК?
– Видите ли, Азаль могла натравить на меня агентов…
– Проклятые раздолбай персы. Никакого САВАКа нет. Не бойся никакого САВАКа. Меня бойся.
Отец Рея Пуласки погиб при невыясненных обстоятельствах. Рей носит в себе эту тайну, желая понять, как все было на самом деле, а заодно – как вообще устроен мир, в котором он вынужден жить. Рей чувствует себя изгоем и одновременно существом особенным. У него своя реальность, которая движется параллельно с реальностью других людей. Пытаясь отыскать истину, он колесит по Америке, встречается со многими, часто экстравагантными, личностями, попадает в замысловатые, порой драматические ситуации. Удастся ли ему найти то, что он ищет?
Немолодой толстеющий художник Морис, глядя на золотую рыбку в банке на кухонном столе, размышляет о том, сумеет ли он – почти утратив связь с земным – в последний раз выплыть со дна жизни на поверхность и, поймав ускользающую улыбку жены Шейлы, написать ее портрет. А читатель в это время попадает в сети, наброшенные фокусником Полом А. Тотом, и как зачарованный следит за попытками героя вернуться в мир людей…
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Светлая и задумчивая книга новелл. Каждая страница – как осенний лист. Яркие, живые образы открывают читателю трепетную суть человеческой души…«…Мир неожиданно подарил новые краски, незнакомые ощущения. Извилистые улочки, кривоколенные переулки старой Москвы закружили, заплутали, захороводили в этой Осени. Зашуршали выщербленные тротуары порыжевшей листвой. Парки чистыми блокнотами распахнули свои объятия. Падающие листья смешались с исписанными листами…»Кулаков Владимир Александрович – жонглёр, заслуженный артист России.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.