Обращая сумрак в свет - [102]

– Мне дали понять, что вы разбираетесь в подобных вещах, – сказал Корран. – Можете ли вы прочесть, о чем здесь говорится?

Глаза отказывались сосредоточиться на странице, но… суньте мне под нос любой текст, и я чисто рефлекторно попытаюсь его прочесть.

– Определенно, древнедраконианский, – заговорила я. – И, по-моему, стихи – возможно, копия, сделанная с глиняной таблички.

Выведенные карандашом знаки были обычным текстом: передать специфические особенности, свойственные письменам на глине, писавший даже не пытался, однако для перевода этого вполне достаточно.

А еще, будь все это копией с таблички… те, кто разгромил его номер, наверняка прихватили с собой все глиняное с драконианскими письменами, что только сумели найти – на случай, если это и есть недостающее окончание.

– Это не всё, – сказал Корран, извлекая из папки еще с полдюжины листов бумаги, украшенных поверху печатным вензелем и адресом «Селрайт-отеля».

Прочие тексты оказались короче – очевидно, неполными, и не совсем такими же, как первый. Стоило мне понять, в чем причина… казалось, в лицо снова дохнуло жаром пламени, охватившего запасники Томфри.

– Мисс Кэмхерст?

– Это не копия, – откликнулась я, сконфуженно втянув голову в плечи. – Это… полагаю, он пытался сложить собственные стихи. И… – тут я запнулась, однако честность вынудила закончить: – И обращены они ко мне.

Корран изумленно приподнял брови.

Я указала ему на первую строку.

– Здесь сказано: «Крыла, объемлющие небо дня, крыла, объемлющие небо ночи», а это – один из эпитетов Белилуштар, той самой древней царицы, чьим именем я назвалась, оставляя сообщение для мистера Морнетта. Этим именем он называл меня около пяти лет тому назад, в знак… привязанности.

– То есть, вы состояли в близких отношениях.

– Да, пока не расстались, – ответила я, укрывшись щитом язвительности, достойной самой гранмамá. – Как следует из недавних событий, мистер Морнетт до сих пор питает ко мне некие чувства, которых я со своей стороны вовсе не разделяю. Очевидно, всем этим он имел в виду…

Смиловавшись, Корран позволил мне оставить сие недосказанным. Хватит с меня и того, что я, сидя в полицейском участке, держала в руках признание в любви, составленное Аароном Морнеттом. Составленное на языке, что некогда свел нас вместе, а после послужил ему отмычкой, орудием интеллектуальной кражи непростительного масштаба. Чего доброго, он слагал эти вирши в то самое время, когда я обнаружила состряпанную им фальшивку!

Тут мне отчаянно захотелось высказать ему все, что я на сей счет думаю. Но прежде его следовало разыскать.

– Нет ли у вас соображений, где он сейчас может быть? – спросил Корран.

Отчего мог исчезнуть – да, а вот куда… нет, никаких. Имеющиеся у меня следы не из тех, по которым стоит двигаться дальше самой, если только я не намерена вламываться в фальчестерский особняк миссис Кеффорд. Нет уж, теперь-то я стала умнее и понимаю: плохая это идея.

Однако передо мной сидел полицейский констебль. Кому, как не полицейским, идти по следу преступников?

– Возможно, в этом замешан некто по имени Джозеф Дорак, – сказала я, – контрабандист и подпольный торговец антиквариатом, включая сюда предметы драконианской старины. У меня есть основания полагать, что мистер Морнетт неким образом связан с ним, а в последнее время между ними могла выйти размолвка.

К примеру, из-за того, что Аарон не уничтожил настоящей концовки эпоса.

Констебль Корран старательно записал все это в блокнот.

– Благодарю. Но нет ли у вас еще каких-либо сведений? Что вы имели в виду под «неким образом связан»?

Пришлось призадуматься. Дорак был упомянут первым, так как в похвальбе Гленли имелась изрядная доля истины: рассказав обо всем мне известном, я предъявлю обвинения нескольким весьма высокопоставленным особам. Да, гранмамá тоже особа не из последних, но рядом ее сейчас нет, а остальные из нас до полноценных драконов еще не доросли.

Но, несмотря на это, в случае надобности они мне помогут. И, кроме того, по-моему, без этого безрассудства не обойтись никак. По-моему, речь идет о вопросах столь важных, что отступать я не вправе.

Поэтому я и выложила констеблю все. Ушло на это целых полдня, писать ему пришлось столько, что кисть онемела, и, кажется, кое-что из рассказа привело его в немалое недоумение, так как он не из тех, кто сразу поймет, зачем злоумышленникам утруждаться подделкой древнего документа и отчего сей факт возмущает меня до глубины души. Пришлось упирать на потенциальные политические последствия, и это (поскольку, на мой взгляд, вся фальчестерская полиция усердно готовится к конгрессу и сопутствующим ему волнениям) показалось ему вполне осмысленным.

Знать, что отныне и Гленли, и миссис Кеффорд, и Дораком займется кто-то еще… честное слово, просто камень с души! Ведь, откровенно признаться, что я сама тут могу? Затаиться близ фальчестерского особняка Гленли либо миссис Кеффорд и таскаться за ними хвостом, куда бы они ни отправились, в надежде, что они приведут меня к Аарону? Происшествие в Чизтоне самым наглядным образом показало: сыщик из меня никакой. А из Кудшайна – тем более: его разве что слепой не заметит. С тех пор, как мы прибыли в Фальчестер, он даже из нашего дома почти никуда, кроме того самого приема, не выходил: стоит ему хоть нос за порог высунуть, вокруг мигом собираются толпы зевак.