Оборотни Митрофаньевского погоста - [7]

Шрифт
Интервал

- Арсений, - Бартенев пошёл ва-банк, - а что ты мне сказать-то не захотел?

- Что? - Корвин-Коссаковский резко обернулся к другу.

- Я, конечно, звёзд с неба не хватаю, но это уж совсем идиотом быть надо, чтобы не понять. - Порфирий плюхнулся на скамью у могилы и заложил ногу на ногу. - Пусть мне не приснились три упыря, а наяву они пообедать сговаривались, и пусть околёсица их латинская некий смысл имела, мне глубоко недоступный, и пусть бал у графини этой намечен на тот самый день, что и трапеза нечисти, но будь я трижды проклят, если нет чего-то, чего ты мне сказать не хочешь. Ты сам не свой с того часа, как я тебе сон свой рассказал, глаза у тебя за ночь стали как у совы, и у этой могилы ты уже полчаса крутишься и невесть чего вынюхиваешь, - и это всё из праздного любопытства? Зачем тебе это? Дураком меня считаешь?

Глаза их встретились.

- Ну, что ты, Порфиша, зачем? - Корвин-Коссаковский опустился рядом с Бартеневым на скамью и усмехнулся, но усмешка вышла жалкой и невесёлой, даже болезненной. - Ты наделён живым умом и практической смёткой, да и в знании жизни я тебе не отказал бы.

- Ты мне зубы не заговаривай, - перебил Бартенев, уловив в тоне Арсения явную фальшь и стремление уйти от ответа, - чего ты ищешь?

Корвин-Коссаковский отвёл глаза и смущённо улыбнулся. Он чуть досадовал, но и был рад, что Порфирий заговорил об этом, ибо нести такую тяготу одному в самом деле было не по силам.

- Понимаешь... - Арсений набрал полные лёгкие воздуха, резко выдохнул, и продолжил. - Мать моя умерла в родах, отец женился снова. Сестры родились, Мария и Анна. Ты их видел с мачехой моей на вечерах у нас в гимназии, хоть и едва ли запомнил, они малютками совсем были. - Бартенев молча слушал, пытаясь понять, к чему это друг пустился в семейные воспоминания, о которых раньше никогда ни словом не обмолвился, - так вот я не говорил... Просто случая не было. Мария замуж вышла за князя Палецкого, а Анна - за Дмитрия Черевина, чиновника из департамента имуществ. Она умерла от болезни груди пять лет тому, в ноябре, а Черевин... - Арсений судорожно сглотнул, - он спился и тоже умер. Дочерей их, двух девочек, сестра Мария в свой дом взяла да и воспитала вместе со своей дочкой, Ириной. Девицам сейчас одной восемнадцать, второй - девятнадцать. В этом году обе выезжать начали.

Бартенев обмер. Понимание, что в его нелепом видении упомянуты близкие его другу люди, да ещё в столь мерзком контексте, заставило его похолодеть.

- Так они... твои племянницы?

- Угу. - Корвин-Коссаковский смотрел на дорогу, не желая встречаться взглядом с другом, - и представь, что я почувствовал, когда рассказ твой вчера услышал. В глазах потемнело.

- Господи Иисусе, - Порфирий Дормидонтович внутренне ужаснулся. Он, как уже сказано, придерживался невысокого мнения о женщинах вообще, полагая, что у любой бабы волос долог, да ум короток, что же говорить о девчонках-пансионерках, вообще жизни не нюхавших? С таких, по мнению Бартенева, родителям надо было просто не спускать глаз, пока не будут просватаны. Но сам разговор ночных бесов, как он теперь вспомнил, был столь язвителен и нагл, что Бартенев понял и то, о чём Корвин-Коссаковский предпочёл умолчать. Видимо, сиротки-то сильно себе на уме, догадался Порфирий Дормидонтович, но вслух ничего не сказал, жалея друга. - Так... что же делать-то?

Арсений судорожно вздохнул.

- Ну, для начала постараться понять, что происходит. Совпадение странное. И совпадение ли? There are more things in heaven and earth, Horatio, than are dreamt of in your philosophy... Сиречь, удивительно много есть на свете такого, Порфиша, что философам нашим совсем невдомёк. Ужаснее кошмара может быть только реальность.

Порфирий задумался, потом осторожно спросил:

- А сам ты на вечер этот, в пятницу-то, к графине этой попасть можешь? С твоим-то титулом...

Корвин-Коссаковский метнул взгляд на друга. Порфирий, сын обедневшего дворянина, учился без репетиторов и бонн, с детства проявил способности к математике, интересовался военным делом и выбивался наверх сам. При этом он всегда имел, как замечал Арсений, некий пиетет к титулам и званиям, считал светское общество чем-то удивительно возвышенным и искренне гордился титулом друга.

Сейчас Арсений кивнул.

- Могу, это нетрудно, я уж думал об этом. И через зятя, князя Палецкого, и к самой Екатерине Петровне обратиться могу, и по нашим каналам. Но там-то за что зацепиться? В твоём рассказе реальна только могила. Это осязаемо. В болото не сунешься, тут ты прав, нетопыря за хвост не схватишь. И потому, - он резко поднялся, - говорю же, поехали в церковь. Там всего два камнереза работают, если одному из них эту работу поручили, он может старую надпись помнить.

Теперь Бартенева не надо было уговаривать, он торопливо забрался на дрожки и, едва друг сел рядом, хлестнул лошадь. На церковном дворе их встретил колокольный звон к вечерней, несколько старух ползли в храм, мимо пробежал пономарь с двумя кадилами. К удовольствию Корвин-Коссаковского, дверь небольшой сторожки у церковной ограды, где на оконной раме висел аляповатый чёрно-алый гробовой венок, была открыта. Внутри прыщавый двадцатилетний недоросль полировал вручную гранитную лавочку, а рядом испитой мужик лет сорока, явно бывший с похмелья, гравировал на серой плите портрет пожилой женщины.


Еще от автора Ольга Николаевна Михайлова
Гамлет шестого акта

Это роман о сильной личности и личной ответственности, о чести и подлости, и, конечно же, о любви. События романа происходят в викторианской Англии. Роман предназначен для женщин.


Клеймо Дьявола

Как примирить свободу человека и волю Божью? Свобода человека есть безмерная ответственность каждого за свои деяния, воля же Господня судит людские деяния, совершенные без принуждения. Но что определяет человеческие деяния? Автор пытается разобраться в этом и в итоге… В небольшой привилегированный университет на побережье Франции прибывают тринадцать студентов — юношей и девушек. Но это не обычные люди, а выродки, представители чёрных родов, которые и не подозревают, что с их помощью ангелу смерти Эфронимусу и архангелу Рафаилу предстоит решить давний спор.


Молния Господня

Автор предупреждает — роман мало подходит для женского восприятия. Это — бедлам эротомании, дьявольские шабаши пресыщенных блудников и сатанинские мессы полупомешанных ведьм, — и все это становится поприщем доминиканского монаха Джеронимо Империали, который еще в монастыре отобран для работы в инквизиции, куда попадал один из сорока братий. Его учителя отмечают в нем талант следователя и незаурядный ум, при этом он наделен ещё и удивительной красотой, даром искусительным и опасным… для самого монаха.


Мы все обожаем мсье Вольтера

Действие романа происходит в Париже в 1750 году. На кладбище Невинных обнаружен обезображенный труп светской красавицы. Вскоре выясняется, что следы убийцы ведут в модный парижский салон маркизы де Граммон, но догадывающийся об этом аббат Жоэль де Сен-Северен недоумевает: слишком много в салоне людей, которых просто нельзя заподозрить, те же, кто вызывает подозрение своей явной греховностью, очевидно невиновны… Но детективная составляющая — вовсе не главное в романе. Аббат Жоэль прозревает причины совершающихся кощунственных мерзостей в новом искаженном мышлении людей, в причудах «вольтерьянствующего» разума…


Быть подлецом

Сколь мало мы видим и сколь мало способны понять, особенно, когда смотрим на мир чистыми глазами, сколь многое обольщает и ослепляет нас… Чарльз Донован наблюдателен и умён — но почему он, имеющий проницательный взгляд художника, ничего не видит?


Брачный сезон в Уинчестере

Это викторианский роман о любви, ошибках и заблуждениях, подлостях и истинном благородстве…


Рекомендуем почитать
Ёлка Для Вампиров

Софья устраивается на работу в банке, а там шеф - блондин неписанной красоты. И сразу в нее влюбился, просто как вампир в гематогенку! Однако девушка воспитана в строгих моральных принципах, ей бабушка с парнями встречаться не велит, уж тем более с красавцем банкиром, у которого и так налицо гарем из сотрудниц. Но тут случилась беда: лучшую подругу похитили при жутких обстоятельствах. Потом и на Соню тоже напали, увезли непонятно куда: в глухие леса, на базу отдыха и рыболовства. Вокруг - волки воют! А на носу - Новый год!.


Сангреаль. Академия Избранных

Осмелься мне вчера кто-нибудь сказать, что в один день я потеряю любимую работу, любимого мужчину и такой привычный, родной мир, — я бы посмеялась над этим не самым умным человеком. А сейчас, оказавшись в месте, где живут маги и рыцари, мне стало совсем не до смеха… Особенно если учесть, чтобы вернуться в свое привычное русло я смогу только, если сама возьмусь за свое выживание. Сама сдам вступительные испытания в аз-Зайтун, где меня никто не ждет с распростертыми объятиями и чашечкой ароматного кофе.


Право на вседозволенность

Все решили за нее. Ей суждено стать инкатором — безжалостным олицетворением королевского правосудия. Занять должность, одно название которой вызывает у людей суеверный трепет. Но сперва ее наставникам нужно полностью изменить ее взгляды на жизнь, привить ей новые идеалы и принципы. Жизнь доброй и впечатлительной девочки превращается в кромешный ад, в котором зверские пытки и убийства — повседневность, а любовь и дружба — строжайшие табу. Все, что ей дорого, немедленно уничтожается ее учителем, ведь инкатор, имеющий привязанности — слабый инкатор.


Рассказы из блога автора в “ЖЖ“, 2008-2010

Рассказы, которые с 2008 по 2010 г., Александр Чубарьян (также известный как Саша Чубарьян и как Sanych) выкладывал в сети, на своём блоге: sanych74.


Рассказы обо мне

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Чернильница хозяина: советский писатель внутри Большого террора.

Каждый месяц на Arzamas выходила новая глава из книги историка Ильи Венявкина «Чернильница хозяина: советский писатель внутри Большого террора». Книга посвящена Александру Афиногенову — самому популярному советскому драматургу 1930-х годов. Наблюдать за процессом создания исторического нон-фикшена можно было практически в реальном времени. *** Судьба Афиногенова была так тесно вплетена в непостоянную художественную конъюнктуру его времени, что сквозь биографию драматурга можно увидеть трагедию мира, в котором он творил и жил.