Оборотни Митрофаньевского погоста - [32]

Корвин-Коссаковский просто прикрыл глаза и тихо спросил, что за история?

−Несмотря на уродство, он весьма любвеобилен и предпочитает девочек лет двенадцати. Ему специально подыскивают подобный товар. Он пристрастился к подобному в Лондоне, где был с папашей-дипломатом. Так одна из таких девчушек огрела его по физиономии торшером и распорола щеку. Скандал был.

Корвин-Коссаковский вздохнул.

Лурье же невозмутимо продолжил:

−Александр Критский, я его тут дважды видел. Скромен и мил. Да только не привык я верить в скромность, да ещё таких херувимов. Но сплетен о нём не слыхал. Юлий Ширинский ему за ночь тридцать тысяч обещал, но - получил отказ, однако, возможно просто мало предложил, кто знает? - завершил свой экскурс Лурье, заметив брезгливо оттопыренную губу Корвин-Коссаковского.

Арсений Вениаминович пожалел, что не нашёл Лурье до бала графини Нирод. Впрочем, что бы это изменило?

Нечисть на нечисти сидела и нечистью погоняла, а он тут инкуба с упырём да лемуром ищет, дурак.

Любого бери, зло подумал он, вот тебе и упырь.

Глава 5. Бесовская страсть.

Больше всего тиранят сердце страсти. Они,

когда удовлетворяемы бывают, дают радость кратковременную,

а когда не удовлетворяемы, то причиняют скорбь

продолжительную и несносную.

Феофан Затворник

Утром в пятницу неожиданно приехала сестра. Мария сообщила ему новость о болезни Нины Черевиной. Девица жаловалась на страшную головную и сердечную боль, упадок сил, была вся в поту. Говорила о металлическом привкусе во рту. Вызвали доктора, но пока его ждали, недомогание прошло само. Никитин приехал и насторожился, заподозрил симптомы простуды, но...

−Никакая это не простуда, Арсений, поверь, и не притворялась она, была полупрозрачная. И не материнская это придурь, та во всех обмороках своих всегда румяная была, кровь с молоком, а эта... И с чего ей притворяться-то? Не в пансионе же они, не на дежурство идти, наоборот, она с сестрой прогуляться хотела в парке да на ногах едва устояла и не пошла.

Арсений Вениаминович побледнел и вскочил.

−Кто-то из гостей бальных вчера приходил?

−Нет, никого не было, но эта чертовка Лидия... Она ходила в лавку за бахромой, это за углом, недалеко от парка.

−И что?

−Её видела там моя горничная Нюрка, я её за пудрой в магазин Фланцева послала. Так она говорит, что на набережной видела молодую госпожу с человеком весьма приятной наружности. Красавец, сказала.

−Господи, - утёр платком Корвин-Коссаковский выступившую на лбу испарину. - Она описала его?

−Да, - кивнула Мария Вениаминовна. Она была сестрой полицейского, за годы изучила брата, и потому расспросила горничную заранее, зная, о чём непременно спросит Арсений. - Нюрка говорит, высокий, бледный, с тёмными волосами. Глаза - зелёные. Шляпа на нём чёрная, пальто едва не до пят. В руках - трость. Красивый такой, говорит, что невольно оглянешься. Я так понимаю, она и сама не раз оглянулась.

−Глаза зелёные... Сабуров?

−Я тоже на него подумала. Только... - Мария замялась.

−Что - только?

−То ли девка врёт, то ли не поняла чего. Анька сказала, что странное там что-то было. Говорит, барин молодой госпоже вроде бы втолковывал, что не хочет он ей, мол, жизнь испортить, потому, сказал, больше ей искать с ним встреч не надо. А барышня говорила, мол, что жить без него не может...

Корвин-Коссаковский задумчиво смерил сестру взглядом. Он точно не понял. Если Сабуров и есть инкуб, то - что говорит? А если он не Клодий - зачем на свидание приходить было? Ведь он, судя по всему, уже успел вскружить девице голову. Хочет окончательно свести дурочку с ума? Да, похоже.

−А что сама Лидия? Ты говорила с ней?

Сестра вздохнула.

−Доверится она мне, как же! Но я, сразу как от Нюрки про свидание Лидии услышала, к ним с Нинкой зашла. О новой тафте, что в лавку привезли, потолковала, отрезы им, мол, на платья купить хочу. Так ты знаешь, Нинка бледная была после приступа-то, а Лидка - просто сияла. Если Сабуров ей отставку дал - чего бы ей сиять-то? А тут, клянусь, глаза горят, румянец на щеках. Ничего не понимаю.

−Да, поди, тут, разберись, - вздохнул Корвин-Коссаковский. Сам он был весьма далёк от пыла молодости, у него даже воспоминания о тех годах не осталось. - Скажи, однако, девицам, что в воскресение я с ними к Любомирским поеду - из-за болезни Нины, мол.

Сестра кивнула и уехала.

Рассказ Марии огорчил Корвин-Коссаковского. Арсений понимал, что не сумел уследить за девицами, как не смог понять движений веера на балу, но сейчас понимание, что Лидия уже успела влюбиться в Сабурова, совсем обессилило его. Он вдруг почувствовал себя старым и ни на что не годным. Пронзило понимание, что он, в принципе, взялся за абсолютно безнадёжное дело. И даже не потому, что придётся иметь дело с силами страшными, безжалостными и бесплотными. В нём самом иссякала вера в себя, в своё понимание происходящего, в возможность спасти неопытную юность от когтей дьявола.

Арсений вдруг вспомнил, как в юности увидел возле одного гостиничного притона, на деле - блудного дома, стаю тёмных жирных летучих мышей - странных, с удивительно человеческими мордами. Они были повсюду. Там всё - от номеров до самого воздуха - было пронизано каким-то нервозным вожделением. Он часто после видел этих нетопырей во сне.