Оборотень - [115]

Она не смела переступить порог комнаты, потому что до нее доносились грубые мужские голоса; но вот кто-то постучался в дверь, и к ее величайшему удивлению перед нею предстал Ганс, черный Ганс, показывавший свои белые зубы и сообщавший ей, что для мисс Ан готов завтрак. Занавес, закрывавшая дверь, была отдернута, и она вышла в другую комнату; здесь, в открытом камине, горел огонь, с потолочной балки спускалась лампа, все стены ее были покрыты коврами и толстыми материями ярких цветов, так что она имела вид палатки. Посередине ее, теперь уже без всякого сомнения, стоял Перегрин Окшот в таком костюме, который обыкновенно носили кавалеры того времени по утрам – просторный кафтан, но с кружевными манжетами и воротником, в шелковых чулках и башмаках, и в шелковой шапочке вместо парика, который обыкновенно надевали при полном костюме. Шапочка была оливкового цвета с красной кистью на боку, что придавало ему его обычный однобокий вид, напоминавший принца с хохлом. Время изменило его настолько, что фигура его стала еще тоньше, вертлявее и черты лица осунулись и побледнели.

Он низко поклонился ей с обычною иностранною вежливостью, всегда возмущавшею его сверстников, и протянул свою тонкую руку с множеством украшавших ее колец, чтобы подвести молодую девушку к маленькому столу, где для нее был приготовлен изящный завтрак, обнаруживавший искусство Ганса.

– Я надеюсь, что вы отдохнули и будете кушать о аппетитом.

– Сэр, что все это значит? Где я нахожусь? – сказала Анна, гордо выпрямляясь с природным достоинством, в котором было ее единственное спасение.

– В волшебном царстве, – сказал он, улыбаясь и накладывая на ее тарелку.

– Говорите серьезно, – просила она. – Я не могу есть, пока не пойму всего. Теперь не время шутить! От моего приезда в Лондон зависит жизнь человека! Если вы спасли меня от этих людей, то отпустите меня.

– Разве теперь возможно тронуться с места, – сказал он, – посмотрите сами.

Он отдернул при этом занавес и вывел ее из комнаты, открыв после этого сперва одну дверь, потом другую; и она увидела проливной дождь и громадные волны, верхушки которых ветер срывал и нес с такою силою, что он едва мог закрыть отпертые двери.

– Никто не может теперь тронуться с места, – сказал он в то время, когда они опять вернулись в теплую светлую комнату.

– Это ужасная буря. Такой, говорят, не бывало много лет. Окна изнутри должны были закрыть щитами, а то вышибло бы стекла. Попробуйте произведения Ганса, вы давно знакомы с ними. Будете пить чай? Вы помните, как ваша мать научила мою заваривать его, и как она простила мне мою злобную шалость, когда я прыснул в нее водой из спринцовки.

В манере этого странного существа было столько кроткого и успокоительного, что Анна, ввиду полной невозможности бороться с бурею и сознавая необходимость подкрепить свои силы, согласилась сесть к столу и приняла участие в предложенном завтраке, а также выпила чаю, который подавался без молока в удивительных китайских чашечках, но с неподходящими по рисунку блюдечками.

– Наши сервизы часто подучаются разрозненные, – сказал с улыбкою Перегрин, прислуживая ей как принцессе.

– Умоляю вас, скажите мне, где мы находимся! – просила его Анна. – Не во Франции?

– Нет, не во Франции! Я бы желал быть там.

– Тогда… Может быть, это остров?

– Да, это так называемый Остров, – сказал он. – это тот самый старинный сдвиг скалы, что зовут Трещиной Черной Шайки.

– Черная шайка! О! ведь это где скрываются пираты, разбойники!

Вы спасли меня от них. Может быть, мне грозили плантации.

– Вам нечего бояться. Никто не прикоснется к вам. Все будут являться к вам только по вашему желанию, моя царица.

– И когда этот шторм утихнет… О! – в это время налетел такой порыв ветра, что казалось волны должны были смыть их жалкое убежище, – вы поедете со мной и спасете жизнь м-ра Арчфильда? Вы еще не знаете…

– Я все знаю, – прервал он ее, – но зачем мне хлопотать о его жизни? Если я стою живой здесь, то, конечно, не по его милости, и зачем я буду отдавать свою жизнь за него?

– Вы не знаете о его раскаянии. И ваша собственная жизнь? Что вы хотите сказать?

– Люди не прячутся в Трещине Черной Шайки; если их жизни не грозит Биль Голландец[28], - отвечал он. – Не пугайтесь, царица моя; хотя я не могу, подобно Просперо, своими чарами поднять бурю, но она даст мне время рассказать вам, чтобы вы поняли, кто и что я такое и как мне удалось возвратить к себе моего доброго ангела. Пожалуй, так будет лучше, чтобы сразу не поразить вас своими действиями.

Новый ужас охватил Анну, не знавшую о его намерениях; но она не хотела предупредить того, чего смутно опасалась; уверенная, что только самообладание может спасти ее; так как бежать отсюда не представлялось никакой возможности, то она решилась выслушать его, сидя у огня камина в этой рыбацкой хижине, как она видела теперь, убранной разной добычею, вероятно, морского разбоя.

Рассказ его был длинный, далеко не последовательный и с перерывами, и все время его глаза, один желтый, другой зеленоватый, были устремлены на нее; она испытывала впечатление от этого взгляда, знакомого ей с детства, в котором было что-то отталкивающее и в то же время привлекающее, с одной стороны страх, с другой – влечение, как будто воля ее независимо от ее желания должна была подчиниться ему.