Оборотень - [111]

Судья Гатсель сделал крайне спутанное и полное противоречий нерешительное резюме дела. Он сказал присяжным, что молодежь всегда останется молодежью, особенно когда в деле замешаны красивые девушки, и что всем было известно, что чувства обострялись, когда тори и виги жили по соседству. Затем он сделал обзор свидетельских показаний вначале, как бы склоняясь в ту сторону, что столкновение было почти случайное и что удар был нанесен в порыве запальчивости. Но потом он прибавил, что ему казалось странным и он не мог понять, каким образом эти два молодца и молодая девица сошлись в такое время, когда добрые люди еще не подымались с постелей; также скрытие трупа в склепе и состояние платья на останках казалось странным и не сходилось с тем, что говорил подсудимый, и с показаниями свидетелей. Все это отчасти имело вид заговора, в котором еще никто не сознавался. С другой стороны, подсудимый был такой видный молодой джентльмен, к тому же единственный сын, и сражался с турками, хотя и было бы лучше, если б он вместе со своими соотечественниками принял участие в войне против французов. Он сам отдался в руки правосудия, чтобы спасти своего родственника, чего не сделал бы настоящий убийца, хотя он, может быть, и ожидал, что отделается легко. Если это был несчастный случай, то почему же он не постарался оказать помощь покойному или не уверился, что он не дышит, прежде чем сбросить его в этот склеп? Хотя, с другой стороны, он был неопытен, как юноша. Что касается остального, этих видений покойного или похожего на него, то он (судья), хотя и не верил в привидения, все-таки не мог вполне отвергать это, а потому господа присяжные должны сами решить были ли это шутки, разыгрываемые юношей, оставшимся в живых, или в самом деле дух его преследовал тех, кто более всего способствовал его преждевременной кончине. Такова была напутственная речь судьи, которая скорее должна была сбить с толку присяжных.

Присяжные удалились весьма не надолго и, как выяснилось позже, в мудрости своей они скоро решили, что молодой джентльмен был заодно с этими французами, которые только и думали, как бы ввести в страну папство, кровопролитие, грелки и деревянные башмаки. Он считал пустяком зашибить камнем курицу; к чему он только не был способен после этого? Разумеется, он уходил бедного парня, как же могло быть иначе, если дух взывал о пролитой крови? Ужасное ожидание продолжалось недолго, и было прервано словами: «Виновен, милорд».

– Намеренное или ненамеренное убийство?

– В намеренном убийстве.

Подсудимый стоял спокойно, как ему, вероятно, не раз приходилось делать под турецкими пушками.

Судья спросил его по обыкновению, имеет ли он что возразить против присуждения его к смертной казни?

– Нет, милорд. Я виновен в том, что пролил кровь бедного Перегрина Окшота, и хотя я повторяю пред лицом Бога и людей, что не имел этого намерения и что это произошло в пылу борьбы, но я ненавидел его в этот момент, и потому признаю приговор справедливым. Да простит меня Бог, если человек не может этого.

Мужчины, окружавшие несчастного старика-отца, вывели его из залы суда до прочтения окончательного приговора; еле живую Анну также увели и посадили вместе с ним в карету. Старик крепко держал ее руки и не мог говорить.

– Сэр, не теряйте надежды. Бог спасет его. Я знаю, что сделаю. Я поеду к принцессе Анне. Она хороша теперь с королем. Она предоставит мне случай видеть его, и я расскажу ему все.

Она говорила быстро, стараясь, как и другие, поддержать надежду, чтобы сколько-нибудь ослабить страшный удар действительного исхода суда. Комната в гостинице Георга моментально наполнилась друзьями, уверявшими, что в конце концов все кончится хорошо, и совещавшимися о том, что предпринять. Ни сэр Филипп, ни д-р Вулфорд не могли ничего сделать, так как вследствие своего отказа принять присягу королю Вильяму они были на дурном счету. Первый из них только мог написать австрийскому посланнику с просьбою отстоять подсудимого как офицера императорских войск, но вряд ли это было возможно, так как он был англичанином. М-р Феллоус брался ехать с письмом и то же время употребить все старания, чтобы чрез архиепископа Тенисона дело в своем настоящем свете было доложено королю. Почти из одной жалости, чтобы избавить ее от томительного безнадежного ожидания, д-р Вудфорд согласился ехать с Анной на другой же день рано утром, чтобы застать короля, который мог неожиданно отправиться к своей армии в Голландию; промежуток же между приговором и казнью был короток.

Сэр Эдмонд, на счастье оказавшийся в дружественных отношениях с храбрым лордом Кутсом, губернатором острова Вайта, и одним из любимых генералов короля, предложил поехать в Кэрисброк-Кастль в надежде, что посредничество первого будет еще действительнее принцессы Анны. Кроме того, явился посланный от старого м-ра Кромвеля, желавшего видеться с сэром Эдмондом от имени майора Окшота; тот просил сэра Филиппа верить его крайнему огорчению, по поводу результата судебного дела и что его несчастный сын, без сомнения, сам вызвал столкновение. Они вместе с Ричардом Кромвелем приготовили просьбу о помиловании, которую наверное подпишут сэр Генри Майлдмей вместе с большинством выдающихся джентльменов Гемпшира обеих партий; шериф же согласился отсрочить день казни, насколько будет возможно. Прощения, в случаях дуэлей, были таким обыкновенным явлением в последние царствования, что даже приобретались за деньги, и об этом теперь приходилось пожалеть. Сэр Филипп тотчас же хотел отправиться в тюрьму, находящуюся близко к гостинице, но по неотступным просьбам всех окружающих согласился, чтобы ему предшествовал его зять.