Оборотень - [5]

И фотографии веселых американцев, и заголовок, да и весь текст, отредактированный Фликом, силились убедить читателей, что на военной базе, рядом с их жилищами, поселились ангелы-хранители с рождественскими пирогами, а не военный персонал с «Першингами», в которых — опасная для мира ядерная начинка.

Правда, «Керц» пообещала вторую часть репортажа своего корреспондента дать в ближайшее время. Но это мало утешало Бейкера. Он чувствовал на себе презрительные взгляды знакомых. И Гюнтер был уверен, что встреться сейчас ему в подъезде фрау Хауф, она вопреки своему воспитанию, пожалуй, с ним не поздоровается.

Словом, лучший репортер прессы «для приличного немца» чувствовал себя в каком-то подвешенном состоянии. Дома он еще раз неожиданно потерял сознание. Боясь, как бы подобные обмороки не стали системой, он позвонил Флику и, заявив, что плохо себя чувствует, выпросил себе выходной, чтоб уехать к жене в деревню, где та отдыхала у зятя с дочерью.

* * *

Когда вдали показался небольшой альпийский домик из серого камня с балкончиком, где за деревянной оградой цвели герани, Гюнтер облегченно вздохнул: сюда не докатятся бури страстей, что не давали ему покоя в последние дни! Первым, кто встретил желанного гостя, был, разумеется, его любимый внук Отто. Радостно замахав ручонками, он с детской непосредственностью надул щеки и стал подражать звукам автомобильного клаксона. А затем бросился на шею «гроссфатеру».

И тут из дверей выплыла целая процессия. Оказывается, Бейкера ждали. Он не сразу догадался, что этот сюрприз ему сделал Вольфганг, позвонивший на хутор Вейлер и предупредивший, что «гроссфатер» отправился к своим.

Впереди всех с подносом, наполненным дарами природы, шествовала дочка Эльза в национальном костюме, в высокой шляпе, убранной цветами. За ней — фрау Бейкер. В белой кофте с рукавами, отделанными рюшем, и с крошкой Мартой на руках, она была похожа на мадонну. Завершал процессию зять-фермер Ганс Кригер, жилистый, загорелый, в черном праздничном костюме и при шляпе, но в то же время в рабочем полосатом фартуке. Этой смесью одежд он хотел подчеркнуть, что хозяин и в праздник помнит о трудах праведных.

День и ночь пролетели как два часа. Когда на утро Гюнтер Бейкер сел за прощальный завтрак, он с горечью подумал, что зря не выпросил у шефа целую неделю. Ведь он так и не сходил в альпийский лес за грибами. А что это за отпуск, если он прошел без сбора «лесного мяса».

Под конец настроение ему испортила такая сцена. Отто после завтрака, играя, прицелился из автомата в Марту. И та инстинктивно заплакала. «Черт побери! — подумал Гюнтер. — Что это за игрушки придумали мы для детей!» И тут же мысли его вернулись к военной базе «Реттунг» и скандалу вокруг этого форпоста «спокойствия нации».

И все-таки Бейкер ехал с хутора новым человеком. Сельский ландшафт, свежий воздух, тишина, общение с родней, а главное — с внучатами, смыли нервную расшатанность.

Однако «бальзам для души», как называл Гюнтер деревенские впечатления, мгновенно улетучился, едва репортер явился к редактору.

Перебирая на столе бумаги, Флик увлеченно и весело насвистывал мелодию бывшего гимна: «Германия, Германия — превыше всего!» Увидев вошедшего сотрудника, шеф сотворил на широком круглом лице любезную улыбку. Правда, тонкие его губы, из которых вылетал печальной памяти мотивчик, мало располагали к любезности.

Бейкер даже вздрогнул. Он будто впервые увидел шефа. И как это раньше он не замечал, что за маской «доброго папаши Флика» скрывается человек, сочувствующий тем, кто, казалось, безвозвратно канул в Лету.

Гюнтеру даже показалось, что время остановилось и потекло вспять, к эпохе коричневых. Он явственно услышал, что насвистывание позорного напева не только не прекратилось, а даже сделалось более подчеркнутым. «Что случилось? Почему неонацисты так осмелели?» — подумал Бейкер. Он вспомнил, как еще недавно вынужден был уйти в отставку даже такой человек, как генерал Ралль, когда его уличили в дружбе с расистами. А сегодня какой-то Флик не боится признаться, что расистские проповеди ему по сердцу.

А Флик между тем уже двигался к нему, широко раскинув руки. Казалось, он соскучился по коллеге и был безмерно счастлив увидеть его снова. Он так и высказался:

— О, Гюнтер! Я страшно рад!

Плотно прикрыв дверь кабинета и крикнув в приемную секретарше: «Я занят на двадцать минут!», Флик усадил Бейкера напротив себя и с деловым видом заговорил:

— О, как ты мне нужен! Я устал здесь от телефонных звонков. Все звонят. Даже позвонил вчера наш депутат, господин Мюллер. Все ждут продолжения твоего репортажа. А тебя нет! Представляешь?.. — Он развел руками, показывая, как ему трудно и невозможно жить без журналиста Гюнтера Бейкера.

— Но у вас же есть вторая часть репортажа! — настороженно подсказал шефу Гюнтер.

— Да! Да! Есть! Но! Время течет, все изменяется, — вот в чем я согласен с марксистами! Что было новым вчера, сегодня устарело. Наша «свечка» обязана озарять жизнь сегодняшнюю и даже немного завтрашнюю. Закон газетного дела! Разве ты забыл? Тут, пока тебя не было, появились новые факты. Есть даже сугубо секретные сведения… И мы должны поведать о них читателям!..