Обо всём - [36]
Хор был большущий, порядка тридцати человек, сборная солянка из профессионалов и крепких любителей. Люди все серьёзные и возрастные, не чета мне. Недостаток паспортных лет и количество дипломов я тогда компенсировала павианьей самоуверенностью и непомерной наглостью, и сам Карузо мне был не брат. Мы, провинциалы, такие.
А что было делать, коль самые юные певчие того хора были, почитай, вдвое старше меня?
Репертуар я, конечно же, выставила самый что ни на есть залихватский, знай наших. Так как всё происходит в преддверии Великого поста, то и песнопения соответствующие. Вразумительно-покаянные. Тут тебе и пышно-страдающий Артемий Ведель со своим растерзывающим уши и души «Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче», и разливистый в шестых ступенях и модуляциях Лисицын с «На реках вавилонских тамо седохом и плакахом», и много чего ещё, выжимающего покаянную слезу и душевный трепет. Но вершиной музыкального покаянного творчества, апофеозом его является бессмертная стихира «Помышляю день страшный» Александра Архангельского. Там тебе и трубы Апокалипсиса, и грозный глас с небес, и вопли грешников из кипящих котлов, всё-всё есть в избытке и даже в преизбытке. Страшная музыка, людям со слабой психикой слушать не всякий раз можно. Только с азалептином или, уж если совсем ничего нет, то хотя бы с пустырником. Потому что сразу, при первых же словах и нотах хочется бежать куда-то в даль светлую, в леса, в пустыню и каяться там вплоть до второго пришествия. Без пауз и перерывов. Вот такая музыка.
А начинается всё с басового соло. Одинокий прекрасный голос, олицетворяющий кающегося грешника, возглашает несколько раз: «Помышляю день страшный, помышляю день стрра-а-а-а-ашшшны-ы-ый!», потом к нему на пиано присоединяется хор грешников, и каются уже все массово. И ещё несколько раз бас призывает всех к покаянию и рассказывает, что там и как у грешников будет. Вещь серьёзнейшая и в молитвенном, и в музыкальном плане.
Кому попало соло не дадут, ясное дело. Из года в год соло это исполнял, ну, допустим, Евграф Степанович. Мужчина хоть куда. Невысок, но крепок до невозможности. Грудная клетка в форме бочонка, голова без шеи плотно приколочена сразу к плечам, ножки и ручки короткие, для устойчивости такой непростой конструкции. Чуб каштановый в три локона дыбом стоит. Голос… Апокалиптический. Не бас, а счастье регента. Но на каждом солнце своё пятно. Всё это великолепие чуть меркло по одной причине. Пил. А кто не пьёт? Хороший бас раньше всегда был чуток подшофе. Проблема в том, что доза не всегда правильно рассчитывалась, и случались некоторые пердимонокли.
Стою я уже у регентского пульта, камертоном от волнения пристукиваю и небрежно так у басов интересуюсь, где, мол, отрада души моей, милейший Евграф Степаныч? Не приболел ли? Не задерживается ли? Надо ж как-то подготовиться к соло. В глаза его ясные посмотреть.
Басы, крякнув, откуда-то из под лавки достают Евграфа Степаныча. Красного и немного пыльного. С паутиной на лацкане. А так как ровно он стоять сам не в состоянии, поддерживают его с двух сторон.
— Евграф Степаныч! Вы пьяны?! Да как вы посмели в таком виде явиться?! Что я настоятелю скажу?! Как петь-то?! Как?!
И начинаю все эти бабьи штучки. Срамить, стыдить.
Евграф бессмысленно на меня смотрит, покачивается и ка-а-а-ак гаркнет.
— Слышь, муха, не жужжи! Соло будет!
— Что значит — не жужжи?! Вы что себе тут позволяете?
— Позволяю… Позволяю я тут…
— На каком основании?! — ярюсь я.
— На таком. Что я народный артист, а ты сопля зелёная. Кыш за пульт, тон давай. Петь буду.
И он спел. Так спел, что покаялись все в радиусе трёх километров от храма. Кто даже и не планировал. Голос его громыхал под куполом, что ангелы на фресках чуть не устроили овацию. Я рыдала от чувств-с.
Служба пошла дальше своим чередом, и на пасхальных стихирах, которые поют уже в самом конце вечерни, мне начал чудиться звук трактора. Ну мало ли, может двор церковный приехали чистить по разнарядке. Нет. Это Евграф наш Степаныч прикорнул на стульчике под пальтецом. Угрелся, родненький, и приснул. А кто ж не храпит, когда выпьет, да ещё и долг при этом исполнит? Все.
Соратники откатили стульчик со Степанычем в хоровой предбанник, и досыпал он уже в тишине, а мы спокойно допели службу. Все при деле.
И стою я иной раз, слушаю нового певчего тоскливо и думаю про себя: «Уж лучше б ты пил… Не жужжи, муха!»
Не опоздать сказать — люблю
Сегодня пела на отпевании. В гробу совсем молодой мужчина. Несчастный случай. Скоропостижная смерть.
Молодая, красивая, вся в чёрном жена, монотонно, на протяжении всего чина говорила своему мёртвому мужу: «Женя, я тебя люблю». Не слушая ни священника, ни хор. Свекровь или мать поначалу пытались её успокоить и заставить помолчать, но потом отступились, а она всё признавалась в любви своему мужу. В последний раз. Не слушая никого.
И мы всё отпевание со всеми нашими «со святыми упокой» и «плачу и рыдаю, егда помышляю смерть» пропели под это «я люблю тебя»… А она понимала, видимо, что не успела при жизни всё это сказать, всё повторяла и повторяла: «Женя, я люблю тебя…» Давайте успевать. Это так важно. И так нужно.
Станислав Кучер – главный редактор проекта «Сноб», общественный деятель, кинорежиссер-документалист, теле- и радиоведущий, обозреватель радиостанции «Коммерсантъ FM», член президентского совета по развитию гражданского общества и правам человека. Солидный и довольно скучный послужной список, не так ли? Но: «Ищешь на свою задницу приключений – просто отправься путешествовать с Кучером» – так говорят друзья Станислава. Так что отправляемся в путь в компании хорошего и веселого рассказчика.
Размеренную жизнь ультраортодоксальной общины Бостона нарушил пятнадцатилетний Эзра Крамер – его выгнали из школы. Но причину знают только родители и директор: Эзра сделал фотографии девочки. И это там, где не то что фотографировать, а глядеть друг другу в глаза до свадьбы и помыслить нельзя. Экстренный план спасения семьи от позора – отправить сына в другой город, а потом в Израиль для продолжения религиозного образования. Но у Эзры есть собственный план. Симоне Сомех, писатель, журналист, продюсер, родился и вырос в Италии, а сейчас живет в Нью-Йорке.
Решили похитить богача? А технику этого дела вы знаете? Исключительно способный, но бедный Рамеш Кумар зарабатывает на жизнь, сдавая за детишек индийской элиты вступительные экзамены в университет. Не самое опасное для жизни занятие, но беда приходит откуда не ждали. Когда Рамеш случайно занимает первое место на Всеиндийских экзаменах, его инфантильный подопечный Руди просыпается знаменитым. И теперь им придется извернуться, чтобы не перейти никому дорогу и сохранить в тайне свой маленький секрет. Даже если для этого придется похитить парочку богачей. «Украсть богача» – это удивительная смесь классической криминальной комедии и романа воспитания в декорациях современного Дели и традициях безумного индийского гротеска. Одна часть Гая Ричи, одна часть Тарантино, одна часть Болливуда, щепотка истории взросления и гарам масала.
В Германии стоит аномально жаркая весна 2018 года. Тане Арнхайм – главной героине новой книги Лейфа Рандта (род. 1983) – через несколько недель исполняется тридцать лет. Ее дебютный роман стал культовым; она смотрит в окно на берлинский парк «Заячья пустошь» и ждет огненных идей для новой книги. Ее друг, успешный веб-дизайнер Жером Даймлер, живет в Майнтале под Франкфуртом в родительском бунгало и старается осознать свою жизнь как духовный путь. Их дистанционные отношения кажутся безупречными. С помощью слов и изображений они поддерживают постоянную связь и по выходным иногда навещают друг друга в своих разных мирах.
У героини романа красивое имя — Солмарина (сокращенно — Сол), что означает «морская соль». Ей всего лишь тринадцать лет, но она единственная заботится о младшей сестренке, потому что их мать-алкоголичка не в состоянии этого делать. Сол убила своего отчима. Сознательно и жестоко. А потом они с сестрой сбежали, чтобы начать новую жизнь… в лесу. Роман шотландского писателя посвящен актуальной теме — семейному насилию над детьми. Иногда, когда жизнь ребенка становится похожей на кромешный ад, его сердце может превратиться в кусок льда.
После восемнадцати лет отсутствия Джек Тернер возвращается домой, чтобы открыть свою юридическую фирму. Теперь он успешный адвокат по уголовным делам, но все также чувствует себя потерянным. Который год Джека преследует ощущение, что он что-то упускает в жизни. Будь это оставшиеся без ответа вопросы о его брате или многообещающий роман с Дженни Уолтон. Джек опасается сближаться с кем-либо, кроме нескольких надежных друзей и своих любимых собак. Но когда ему поручают защиту семнадцатилетней девушки, обвиняемой в продаже наркотиков, и его врага детства в деле о вооруженном ограблении, Джек вынужден переоценить свое прошлое и задуматься о собственных ошибках в общении с другими.