Обнаженный меч - [64]

Халиф вновь отдался во власть воспоминаний, прижимал Гаранфиль к своей груди. Наконец девушка отложила уд. Халиф-раздел возлюбленную. Гаранфиль застыдилась и тотчас погасила все свечи. Будто в комнате произошло чудо. Посмотрев на Гаранфиль, Гарун задрожал всем телом:

— Бисмиллах, бисмиллах! — только и сумел произнести он.

В темной комнате девушка светилась подобно свече. Перед редкой красотой своей возлюбленной халиф позабыл обо всем на свете и опустился перед ней на колени. "Боже, что за создание?!"

— Ангел мой, что хочешь проси! — Он, сняв с пальца перстень, символ монаршей власти, протянул Гаранфиль, — возьми, это — память о моем отце халифе Мехти, дарю тебе!

Гаранфиль укуталась в свои золотистые волосы. Спрятала свое светящееся в темноте стройное, мраморное тело. Голова Гаруна покоилась на ее груди. В этот миг в голосе Гаранфиль было больше стона, чем в струнах ее уда.

— Светоч вселенной, счастье возвратилось к нам. Вы щедрее самого Хатама. Шахское кольцо отец вам на память оставил, лучше у себя оставьте. Если действительно любите меня, прикажите полководцу Абдулле отвести войска от моей родины. Зачем мне шахское кольцо здесь, когда там горы и равнины Азербайджана поливаются кровью?!

Халиф перевел разговор на другое.

— Прекрасный ангел мой, прошу тебя, возьми себя в руки! Мне хотелось бы, чтоб ты всегда пела мне песни любви. Покинуть этот бренный мир вместе с тобой было бы величайшим счастьем. Я и на том свете хочу блаженствовать в объятиях моей возлюбленной.

От этих слов халифа Гаранфиль размякла, ее горячие глаза лукаво блеснули в темноте:

— Повелитель правоверных, судьба подобна игральной кости: кому шестерка выпадает, а кому пятерка. Может, я раньше вас… Халиф прервал ее:

— Разве можно предугадать это?

Гаранфиль попыталась вернуть разговор в прежнее русло:

— Родина моя…

Гарун погладил ее волосы:

— Сейчас пора любви… "Хурма поспела, а садовник спит". Зачем же тратить время на разговоры?

Несколько минут прошло в молчании. Наконец Гаранфиль поднялась и налила вино из графина в кубки… Халиф пил-пил, и обессиленно упал в постель.

Гаранфиль, легонько касаясь струн уда, напевала тихим голосом, окрыляя сон халифа песней:

Вот и пришло расставанье,

Вот и настало прощанье.

О, дорогие, родные,

Это

Последнее наше свиданье!

Руки мои — это песни разлуки,

Можно ль оставить без отзвуков звуки?

Счастье ко мне приходило с тобою

Можно ль пресытиться чистой любовью?

Это

Последнее наше свиданье.

Сколько во взглядах

Тоски и страданья!

Гарун и во сне развлекался с возлюбленной: "Кажется, сама Венера этой ночью в моей постели… Красавица моя, я и на том свете желал бы блаженствовать в твоих объятьях… О пери, плесни еще кутраббульского вина. Муганское и алыурбанийское вина даруют человеку забытье…"

XX РАЗРУШЕННАЯ ДЕРЕВНЯ. КОЛЫБЕЛЬ АБДУЛЛЫ

Война порождает немыслимую дикость,

Стояла морозная зимняя ночь. Солнце, только что покинув созвездие Чаши, вошло в созвездие Рыбы. Отражение звезд, падая на-снег, вызывало его мерцание. Горы, ущелья, холмы были покрыты снегом. Обычно шумная чапархана у дороги походила на мельницу, от которой отвели воду. Погрузились в тишину и сторожевые башни. Снегом завалены были села, хутора, сады и огороды. Изредка ветер поднимал поземку. В эти морозные ночи даже самые отважные гонцы и посыльные халифа не отваживались пускаться в путь. Тропы и проходы, ведущие к Баззу, стали непроходимыми из-за снега. Это было на руку разбойникам и грабителям. Подобно волкам сновали они на дорогах. Но путников, спешащих по Гранатовому ущелью в Билалабад, казалось, ничто не страшило. Они были при оружии. Даже самые близкие родственники, увидев их сейчас, не сразу узнали бы. Так буран изменил их лица, бороды, одежду и коней. С длинных тулупов, больших косматых папах свисали сосульки. Всадник, скачущий впереди с соколом на плече, выглядел ребенком. Меч, висящий на широком ремне, время от времени ударяясь о стремя Гарагашги, звенел. Слезящиеся от мороза карие глаза юноши вглядывались вперед, длинные густые ресницы обледенели. Светлое, приятное лицо разрумянилось на морозе. Ветер выл голодным волком, пороша его снегом и норовя сорвать, белый тулуп. Буран измаял и его спутников.

Бабек держался в седле, будто в нем и был рожден. Он не сводил глаз с дороги, занесенной снегом.

— Ну, орел мой, порезвей!..

Когда их деревня подверглась разорению, Бабека в Билалабаде не было. Он с отрядом молодых односельчан отправился к подножью Базза на помощь хуррамитам, воюющим с пришельцами. Услышав, что мать его взята в плен и уведена в Багдад, Бабек застонал и целую неделю метался на коне по горам, устраивая засады на переправах и перевалах. Но ему так и не удалось подстеречь партию пленных, чтобы с обнаженным мечом броситься на халифский конвой. Хотел он отправиться в Багдад, но старики пожалели его, понимая, что тем самым юноша только погубит себя. Принялись отговаривать его, наставлять.

— Сынок, — утешали они его, — сам великий Ормузд поможет Баруменд возвратиться на родину. А в Багдаде ты погибнешь понапрасну. Самый лучший способ отмщения — это вступить в войско Джавидана и сражаться с врагами…