Обнаженная с Копакабаны - [25]

— Сеньор, даю вам слово!

— Ладно, тогда возьми эти бумаги и береги их как зеницу ока.

Карлос сунул бумаги в карман и застегнул его. Затем обратился к человеку в постели. Хотя он знал, что иностранец не поймет, но следовало соблюдать приличия.

— Ваши телеграммы будут отправлены, сеньор, можете на меня положиться, — произнес он со скромным достоинством, развернулся на каблуках, размашистым жестом нахлобучил шляпу и гордо зашагал на улицу.

Половина деревни — по меньшей мере, человек двадцать, включая его жену и двоих его старших детей, — собрались на берегу, чтобы его проводить. Хотя никто толком не понимал, в чем, собственно, состоит его миссия, в том, что это дело чрезвычайной важности, не было ни малейшего сомнения. Даже жена впервые за многие годы смотрела на него с гордостью, а дети, казалось, были просто ослеплены величием отца. Карлос долго рассматривал груз, уложенный в каноэ, затем удовлетворенно кивнул и сел в лодку. Услужливые руки оттолкнули каноэ от узкого песчаного мыса; он взял весло и умело направил лодку по течению. С безоблачного неба палило раскаленное солнце; он глубоко вздохнул, опустил весло в воду и начал грести.

Все-таки очень умно поступили, выбрав для этой миссии именно его Карлоса! Никто в деревне, даже сам Антон, не умел так замечательно управляться с каноэ, никто не знал эту реку так, как он! И не было в деревне человека честнее! Телеграммы попадут в Порто Итапура в нужные руки, и он, Карлос, лично проследит, чтобы их передали!

Путь пролегал мимо Качимбо де Фума, где он, естественно, собирался погостить дня три-четыре у двоюродного брата, тот в радиусе десятка миль знал всю готовую к услугам женскую часть населения. А если в ботеге в Куэймадуре ещё работает та смуглая малышка, которую он знал пять лет назад, то никому не повредит, если он и там задержится на пару дней. Но как только эти жизненно важные дела будут улажены, — сразу же в Порто Итапура!

Довольный составленным графиком и удовлетворенный всеобщим признанием своей порядочности, Карлос налег на весло. С берега его задумчивым взглядом провожал Антон Свердлик.

8

Из квартиры да Сильвы открывался вид с высоты на бескрайний пляж Копакабана, освещенный в жаркой ночи огоньками множества свечей. Мерцающие световые точки, образовывали небольшие окружности, разбросанные на разных расстояниях по обширной песчаной равнине. В них просматривались группы поющих людей — женщин в длинных белых платьях, мужчин в чистых рубашках и длинных брюках. Несмотря на всю красоту этого зрелища, от него веяло чем-то мрачным; дрожащие тени причудливо танцевали по песку.

Широкая Авенида Атлантика после захода солнца обычно пустела, но в ту ночь здесь повсюду кипела жизнь: наступал Новый год, и готовилась праздничная церемония — Макумба Иеманья. По мозаичным тротуарам прогуливались пары, останавливались, с любопытством наблюдая за происходящим; переполненные зрителями машины пристраивались в бесконечный ряд у края тротуара, другие медленно проезжали дальше, чтобы пассажиры могли насладиться прелестным зрелищем. В воздухе витало возбуждение, напряженное ожидание начала древней церемонии.

Вильсон, опершись на мраморный подоконник, ждал, пока да Силва переоденется. Глядя вниз, на эту суматоху, он её, в сущности, не замечал. Джилл вернулась из Сан Пауло. Он звонил в отель, чтобы в этом удостовериться, но её, как обычно, не оказалось. И никаких сообщений.

Оставалось надеяться, что она появиться на новогоднем вечере, не забудет адрес или не потеряет его даже вместе со своей сумочкой. Странно, что она никогда не позволяла заехать за собой или отвезти туда, где они могли бы оказаться одни, но приходилось надеяться, что со временем все уладится.

Ход его мыслей был прерван появлением из спальни да Сильвы с узким галстуком на руке.

Рослый бразилец подошел к окну и взглянул через плечо Вильсона вниз, на пляж.

— Впечатляющее зрелище, верно?

Вильсон кивнул.

— Странно, но за все годы, прожитые в Бразилии, мне ещё никогда не доводилось этого видеть. Либо я постоянно где-то чем-то занят, либо дома в отпуске. В полночь они спустят на воду плоты с цветами, я прав?

Да Силва подошел к зеркалу в прихожей, хмуро оглядел свое отражение и приступил к ритуалу завязывания галстука. Перерезавшие лоб морщины говорили о немалых трудностях.

— Иногда спускают плоты, иногда просто заходят в воду и опускают венки. Бывает, даже бросают в море отдельные цветки, — все зависит от того, насколько они приблизились к цивилизации.

Взглянув на кривобокий узел, комиссар в отчаянии вздохнул, развязал галстук и начал все снова.

— Черт бы побрал эти удавки!

Вильсон не обращал внимания: вопль этот он слышал слишком часто.

— Подходящее время для карманников, — эту мысль он тут же отбросил; сегодня не следует думать о таких вещах. — Я знаю, эта церемония — часть Макумбы, которую можно сравнить с культом Вуду, но больше мне, в сущности, ничего не известно. Знаю, что сегодняшняя ночь посвящается одному из ваших богов, но, к сожалению, не знаю, какому именно.

— Насчет Макумбы верно, и сходство с культом Вуду тоже имеется. Все из одного и того же корня — Макумба, Вуду, Умбанда, Квимбанда, Гамбе… Но эта ночь посвящена не богу, а богине. Иеманье.