Обнаженная натура - [26]

Я представил Ларису: она сидела в самом центре пустой комнаты на табуретке, сверху – тюремный фонарь в жестяном плафоне. Хворый свет падал сизым конусом. Сейчас откроется серая дверь, и в комнату войдет он, человек без лица. Гнусный скот! От омерзения я задохнулся, мои внутренности скрутила судорога, я подался вперед и скорчился в мучительном приступе. Меня вырвало бордовой гадостью прямо в песочницу.

Как же я его ненавидел! Кажется, за всю жизнь я не испытывал большей злобы ни к одному существу. Я встал, несколько раз сплюнул, рукавом куртки вытер рот. От зоопарка пахнуло диким зверьем. Енот, должно быть, хотя я и не был уверен в направлении ветра. Поднял голову: небо стало грязно-коричневым, свинцовые облака по краю были подкрашены кармином. Почему закаты в Москве такие мрачные, будто перед концом света? Неожиданно на меня снизошло что-то вроде озарения – точно добрый ангел, развернув декорацию, показал мне изнанку мироздания.

А, собственно, почему? И кто он такой? Какой-то паршивый стукач, извращенец и подонок! Почему мы вообще должны обращать на него внимание?

– Пошел ты на хер! – крикнул я в небо и бегом бросился к парадному.

Я влетел в подъезд и замер – там был охранник. Старый хрыч в синей униформе сидел за дешевым конторским столом и разгадывал кроссворд. Лампа с железным абажуром, чай, подстаканник, телефон.

– Вы к кому, молодой человек? – Вохровец взглянул поверх очков.

– В тридцать пятую, – небрежно бросил я. – К Каширской.

Главное – вести себя уверенно, главное – не суетиться. Сжав кулаки в карманах куртки, я лениво подошел к лифту, нажал кнопку. Охранник положил руку на трубку телефона. На костяшках синела татуировка «Коля».

– Я с Ларисой только что разговаривал. – Я кивнул на телефон и улыбнулся. – Она ждет меня.

Кабина лифта, кряхтя, ползла с самой верхотуры, с двенадцатого этажа.

На табло сонно зажигались молочные цифры. Рука Коли лежала на трубке, определенно, я не внушал полного доверия старому вертухаю. Лифт миновал девятый этаж.

– Предпочитаете «Вечерку»? – заинтересованно спросил я, по спине медленно сползла холодная щекотная капля. – Мне лично кроссворды в «Труде» кажутся более изобретательными.

– Это «Комсомолка». – Коля оставил в покое телефон, снял очки, моргая посмотрел на меня. – В «Труде» слишком уж заковыристые. Это верно.

Лифт прошел пятый этаж.

– Может, что-нибудь подскажу? – Я был сама любезность. – Вопросы есть?

Он проворно нацепил очки, уткнулся в газету, водя по кроссворду шариковой ручкой.

– Ага! – нашел он. – Американский писатель семь букв, третья «а»?

– Драйзер.

Он потыкал ручкой, считая квадраты. Хмыкнул. Недоверчиво посмотрел снизу вверх.

– Наука, изучающая череп человека?

– Краниология.

Коля крякнул, бормоча, снова начал тыкать шариковой ручкой в квадраты.

– Третья буква «а», – услужливо подсказал я.

Лифт дополз до первого. Дверь раскрылась, я шагнул в кабину. Наугад ткнул в кнопку шестого этажа.

– Персонаж трагедии Вэ Шекспира! – крикнул Коля вдогонку. – «И» краткое на конце! Третья «а»!

Лифт конвульсивно дернулся и потащился наверх.

– Ну давай, давай, милый! – умоляюще крикнул я в щиток с кнопками.

Выскочил на шестом. Нет, этажом выше. Двери не успели закрыться, я уже жал на седьмой. На седьмом кто-то жарил картошку на сливочном масле, последний раз я ел сутки назад. Дверь тридцать пятой квартиры надменно краснела фальшивой кожей почти королевского колера, кокетливые золотые гвозди и якобы антикварная ручка из литой бронзы, по задумке хозяина, должны были внушать респект к состоятельным и не без чувства стиля обитателям. Звонок откликнулся птичьей трелью. Я услышал шаги, и дверь отворилась.

Никто и никогда не реагировал на мое появление с таким ужасом. Лариса открыла рот, но смогла лишь выдохнуть: «Это ты». Да, это был я.

– Собирайся! Все решено! – выпалил я. – Мы взрослые люди! Мы свободные люди и будем жить так, как мы хотим! Собирайся!

Ужас на ее лице сменился растерянностью, страдальческой и бесконечной, как у пятилетней девочки, потерявшейся в толпе, руки сложились в молитвенном жесте.

– Нет… нет…

– Не нет, а да! Собирайся! Ты уходишь со мной прямо сейчас!

– Ты с ума сошел. – Она провела ладонями по лицу, точно пытаясь проснуться. – С ума сошел. Они сейчас будут здесь. Мать звонила, они уже едут…

– Они едут! Пошли они к чертям собачьим!

– Не ори! – Лариса наконец пришла в себя. – Соседи сбегутся.

– Плевать мне на соседей!

Она подалась ко мне, зорко взглянула.

– Голубь, да ты пьян.

– Какая, к черту, разница? Пьян, трезв… Дело в том…

– Дело в том, – перебила она, – что ты немедленно едешь домой…

– Ни в коем…

– Повторяю! – Она схватила меня за грудки. – Немедленно! Я завтра утром к тебе приеду, и мы все решим. Все решим, понятно!

– Но…

– Никаких «но»… Немедленно! – Она сморщила нос. – Что за запах? Чем от тебя воняет?

27

Лифт медленно полз вниз. Не пытайтесь самостоятельно выбраться из кабины, это может привести к падению в шахту, предупреждала табличка. Первый этаж. Охранник, увидев меня, хотел что-то спросить.

– Клавдий, – бросил я на ходу. – Муж Гертруды.

Пнув дверь, я оказался на улице и почти столкнулся с матерью Ларисы. Сходство было потрясающим, почти пугающим. Каким-то сверхъестественным. Не только нос, губы, посадка головы – то, как она подалась назад, пропуская меня, как усмехнулась, – все было точной копией. Включая золотистые искры в рысьих глазах.