Обнаженная дважды - [15]

После часа езды, во время которой она не встретила даже надписи типа «Антиквариат», Жаклин начала одолевать скука. Единственная станция в эфире передавала «кантри», и она начала уставать придумывать к музыке непристойные стихи. Переключившись на другой канал, Жаклин услышала грубый голос, увещевавший ее встать и провозгласить, что она впускает в свое сердце Господа Иисуса. Она переключилась обратно на «кантри».

— Не надо учить меня, кого пускать в свое сердце.

Жаклин так и не нашла дорогу «Бразерс Уитмен». Тени позднего дня ложились поперек шоссе, когда она подъехала к перекрестку, украшенному заправочной станцией и побитым ветрами деревянным зданием с вывеской, возвещающей (о, блаженство!) «Антиквариат». Другие вывески указывали на то, что в нем находились также склад и почта, и еще здесь можно было достать пиво и лед.

Жаклин припарковала машину и вошла внутрь. Антиквариат состоял из нескольких треснутых кувшинов, кресла-качалки, опрокидывающегося назад, как только кто-нибудь садился в него, и множества салфеточек, связанных крючком из радужной пряжи. Она заказала пиво и спросила, куда ей ехать дальше; два продавца в вылинявших комбинезонах и ковбойских шляпах, делавших их похожими друг на друга, склонили головы над картой и торжественно занялись дискуссией, пока в конце концов не сошлись во мнении, что, может быть, ей лучше не пытаться отыскать дорогу «Бразерс Уитмен». Проблема в том, что она заехала слишком далеко на юг, но если ей повернуть на перекрестке налево, а затем свернуть прямо на 346-ю…

Жаклин допила пиво и, обменявшись с хозяевами пожеланиями удачи, пошла прочь от своих новообретенных друзей. К ее удивлению, направление, которое они указали, оказалось правильным. Часом позже она вела машину по главной улице (которая так и называлась — Главная улица) городка Пайн-Гроув.

Высокие горы окружали его, поэтому улицы были крутыми, как в Сан-Франциско. Сначала ее впечатления о нем были не в его пользу. Узкие каркасы домов стояли кварталами вдоль пешеходной дорожки, они прижимались друг к другу, как зрители, старающиеся протиснуться сквозь первый ряд полицейских, чтобы посмотреть на парад. За домами последовали маленькие складские помещения и огороженные развалины мельницы. Затем ее машина прогремела колесами через железнодорожный переезд. Теперь она была с правой стороны железнодорожного полотна, на ровном участке местности. Улица раздалась вширь; зеленые газоны раскинулись до очаровательных старых особняков, с щедростью то тут, то там были разбросаны деревянные дома начала века, а также каменные постройки классического федерального типа. Цветущий кизил усеял зеленые газоны белыми и розовыми соцветиями, вишневые и грушевые деревья раскачивали белыми ветвями, пушистыми от цветов, сирень присела под массой ароматных кистей.

Зрелище было почти завораживающим. «Если бы я прожила здесь достаточно долго, я начала бы писать чистые романы о стихийно возникшей народной демократии и юной любви, — подумала Жаклин. — Как, черт возьми, Катлин смогла сотворить суровую и дикую местность своего воображаемого мира?»

Пайн-Гроув оказался вытянутым в длину городком. Его распространение вширь было ограничено естественными контурами пригодных для строительства земель. Здесь в действительности была только одна улица, которая и называлась Главной. Стоп-сигнал в центре городка отмечал пересечение дороги с другой дорогой графства, а отходящие перпендикулярно улицы внезапно заканчивались через несколько сотен ярдов у заросших кустарником склонов гор. Деловая часть города состояла из двух кварталов магазинов и офисов, окружавших стоп-сигнал.

Городок был слишком маленьким, чтобы привлечь к себе внимание владельцев отелей, однако молодая пара недавно открыла здесь небольшую гостиницу, где можно было переночевать и поесть. Стокс говорил о ней Жаклин, заверяя, что она найдет ее вполне комфортабельной. «Это определенно большое достижение по сравнению с условиями у Дарси, — добавил он. — Даже после того, как Катлин переделала главный корпус дома, мне приходилось делить ванную комнату и помогать по хозяйству. Отельчик чересчур украшен ситцем и оборочками, но там приличный шеф-повар».

Название «Горный лавр» подходило гостинице как нельзя лучше. Изгородь из этого растения окружала ее. Оно цвело вовсю, образовывая плотные стены мягкого розового цвета. С одного только взгляда на нее Жаклин догадалась, что с самого начала это была именно гостиница, а не просто дом, приспособленный под пристанище для путешественников. Трехэтажная центральная часть была построена из местного известняка. Веранда, идущая вдоль одной ее стороны, была превращена в застекленную столовую, а комнаты над ней выходили на верхнюю веранду, увешанную корзинами с анютиными глазками.

Жаклин припарковала машину на отведенном для этого участке, расположенном сзади отеля, и обошла вокруг, чтобы войти внутрь через главный вход. Когда она открыла дверь, взрыв шума ударил по ее барабанным перепонкам. Это было похоже на то, как если бы какой-нибудь политик произносил свою речь на пределе голосовых возможностей. Так оно и оказалось. Однако голос несся из телевизора, стоявшего в расположенной справа от центрального холла комнате. За исключением современного телевизора, она была обставлена в сельском викторианском стиле с кружевными занавесками, тяжелыми резными столами и дюжиной подушек с рюшечками. Жаклин заметила сидящую прямо перед телевизором одну из самых мрачных старых леди, которых она только видела. Из-под шапки серо-стальных волос, завитых и жестких как веточки, вниз спускалась проволока, прятавшаяся в кармане ее черного платья. Если это и был провод от слухового аппарата, то он работал не очень хорошо.