Мы сидели на маленькой кухне за стареньким деревянным столом, пили водку и ели слегка пережаренный плов. Мой приятель слишком частил, говоря тост за тостом, и от этого быстро пьянел. Говорил он ужасно громко, то и дело срываясь на крик. На вид он был очень доволен собой.
Одет он был в военную форму неизвестного мне образца, из черной ткани, с трехполосным шевроном и старым российским гербом. Когда я зашел к нему пару часов назад, он как раз примерял этот свой новый наряд.
— Ну как форма? — едва впустив меня на порог, спросил он.
— Хороша. Она идет тебе, — сказал я, ничуть не солгав.
Форма действительно шла ему. Черный китель делал широкими плечи, а жесткий солдатский ремень крепко стягивал давно отвисший от безделья и пьянства живот.
— Это форма нашей организации, — пояснил он. — Так одеваемся мы — монархисты.
— Это я понял.
— Тебе, правда, нравится? Сапоги я не стал надевать.
— Правда. Хорошая форма. Не мешало бы обмыть?
Он немедленно согласился. Крутанулся еще пару раз перед зеркалом, затем ринулся на кухню, достал водку и начал готовить плов.
— Ты, конечно, не разделяешь наших идей? — уже, наверное, после пятой, развалившись на стуле, спросил он меня.
Я пожал плечами. Из его слов я понял, что он состоит теперь в новой политической партии, исповедующей монархические идеи, и что Россия уже не сегодня-завтра будет монархией, и что эта его партия очень велика и сильна.
— Этого следовало ожидать, — уверенно произнес он, не вникая особенно в мой ответ. — Конечно! Понятно! — усмехнулся он. — По-другому и быть не могло! И тем не менее в России очень мало таких, как ты! Очень! Большинство представителей русского народа поддерживают нас к наши идеи! Монархия — вот единственный политический строй, при котором может существовать наше величайшее государство! Россия! Вдумайся в это слово! Россия! Российская Империя!.. Православие! Самодержавие! Народность! Вот триада, на которой зиждется наш мир! Вот те главные три кита! Ты понял?
— Конечно, — миролюбиво ответил я. — Я, кажется, уже где-то читал об этом…
— Ни хрена ты не понял! — продолжал мой добрый друг-монархист. — Ни хрена! Таким, как ты, этого не понять!
— Странно, — заметил я. — Еще совсем недавно ты, кажется, исповедовал совсем другие идеи?
— Врешь! Я всегда думал об этом! Я всегда ненавидел большевиков и всегда был уверен, что власть их скоро закончится! Власть их падет, и Россия начнет возвращаться на круги своя! И это уже происходит! Не пройдет и десяти лет, как в России снова воцарится самодержавие! И она снова, как и раньше, станет самой богатой в мире страной и самой могущественной державой! — Он снова наполнил свою рюмку. — Я хочу выпить с тобой за монархию! За наш православный народ! За царя-батюшку!.. Или ты не желаешь за это пить?
— Отчего же? С удовольствием выпью за наш великий народ…
— За царя!
— Хорошо. Но за какого царя?
— За будущего монарха государства Российского!
— Разве он существует?
— Существует. В изгнании. Наследник рода Романовых! Он готов и ждет нашей команды! Ждет таких, как я и мои товарищи! И нас много! Нас пол-России! За нас!
Мы чокнулись. Я выпил свою рюмку. Он — свою, и вдруг поперхнулся и громко закашлялся, прикрыв рот рукой. Я налил в кружку воды и подал ему.
— Спасибо, — поблагодарил он меня, откашлявшись. — Слушай, что я тебе скажу. Царь — это не главное. Для того чтобы установилась монархия, самое главное — вера! А вера у нас в народе крепнет с каждым днем! Истинная православная вера! — Он снова выпил воды, встал и перекрестился. — Мы — такие, как я и мои товарищи, — укрепим веру в народе! Наш народ не может жить без веры! Вера — основа всего! Мы восстановим храмы Господни! Дети в школах будут изучать Библию и Закон Божий! Мы вернем прежние порядки! Мы восстановим монархию и прежнюю добрую, старую Россию! Мы вернем ей былое богатство! Былую мощь! Мы поборем преступность! Прекратим инфляцию! Мы восстановим и обновим культуру! Мы восстановим и очистим от скверны великий русский язык! Мы вышвырнем из России всех иностранцев, а всю твою братию отправим обратно, в черту оседлости!.. Помнишь тот анекдот, когда при Сталине всех евреев хотели отправить в Мордовию?
— Помню, помню.
— Вот так. — Он снова сел и расплывчато улыбнулся, давая понять, что последние слова его есть не что иное, как шутка.
Впрочем, в последнее время он слишком часто выражал свою нелюбовь к инородцам, хотя я точно знал, что сам он далеко не чисто русских кровей. Скажу, однако, что ни на меня, ни на кого конкретно никогда не распространялась эта его нелюбовь.
В тот вечер мы сидели еще очень долго и сильно напились, и я уж не помню, куда зашел наш разговор. Лишь к утру следующего дня я, в состоянии очень болезненном, возвратился домой.
К тому времени у меня лежала законченной короткая повесть об одном мечтательном молодом человеке и его друзьях, которая и стала первой частью этого небольшого романа. Мне очень хотелось выдумать что-нибудь о жизни этих героев лет этак через пятнадцать-двадцать. Тогда мне показались ужасно интересными идеи моего одержимого друга-приятеля, и утром следующего дня я сел за письменный стол, чтобы быстренько набросать подкинутый моим монархистом сюжет о том, как возродилась в России монархия, о политических и дворцовых интригах, войнах и революциях… Впоследствии, так уж случилось, сюжет сильно изменился, хотя многие интересные мысли из того разговора остались. Впрочем, мне не хочется забегать вперед. Скажу только, что в книге этой нашли отражение натуры немногих моих друзей, да простят они меня, многие скрытые и явные их достоинства и недостатки, пороки, старые и новые пристрастия, политические и религиозные убеждения и заблуждения, а также вся та прочая каша, что скопилась в головах наших за последние пять-семь лет…
