Обманутые иллюзии - [30]

Держа в зубах ручку-фонарик, прижав стетоскоп к металлу рядом с замком, Макс приступил к работе.

Ему здесь нравилось. В библиотеке слабо пахло увядшими розами и дорогим табаком. Легкий бриз шелестел за окном ветками каштана, слегка постукивая по стеклу. Он представил себе, что, если бы у него было время, он смог бы найти где-нибудь рядом оставленный бокал с бренди и позволить себе отпить несколько глотков перед тем, как уйти.

Третий из четырех тумблеров стал на место. В запасе еще восемь минут. Тут он внезапно услышал какое-то хныканье.

Пригнувшись, готовый броситься бежать, Макс медленно повернулся и направил луч фонарика к источнику звука. Перед ним стоял щенок, всего нескольких недель от роду. Еще раз заскулив, он присел и сделал лужицу на турецком ковре.

– Немного поздно, чтобы проситься на улицу, – пробормотал Макс. – И извини, приятель, но у меня совсем нет времени, чтобы за тобой прибрать. Придется тебе завтра утром разбираться с хозяевами.

Макс занялся четвертым переключателем, пока щенок вперевалку ходил вокруг него и обнюхивал его туфли. Наконец маг с облегчением вздохнул и открыл сейф.

– Мне повезло, что я запланировал эту работу на сейчас, а не на год спустя. Тогда ты уже достаточно вырос бы, чтобы откусить мне полноги. Хотя у меня на заднице есть шрам от пуделя, который был не больше тебя.

Он отодвинул связку акций и открыл вельветовый футляр. Аквамарины заискрились в темноте. С помощью фонарика и ювелирной лупы он проверил камни и еще раз довольно вздохнул.

– Прекрасны, не так ли? – и ожерелье переместилось из футляра в его напоясный карман.

Нагнувшись, чтобы на прощанье потрепать щенка по загривку, он услышал на лестнице шорох.

– Резвуша? – произнес женский голос высоким шепотом, как на сцене. – Резвуша, ты здесь?

– Резвуша? – выдохнул Макс, с симпатией поглаживая щенка. – Иногда нам приходится мириться и не с такими именами, – он закрыл сейф с тихим щелчком и укрылся в темноте.

На цыпочках в комнату вошла женщина средних лет, с сеткой на волосах и блестящим от ночного крема лицом. Щенок заскулил, застучал хвостиком по ковру и двинулся на направлению к Максу.

– Ах, вот ты где! Крошка, иди к мамочке, – примерно в футе от Макса она догнала щенка, подхватила на руки и прижала к груди. – Ты зачем встал? Ах ты, вредный песик, – она громко чмокала его, а щенок безуспешно пытался вырваться из ее объятий. – Ты проголодался? Ты проголодался, мусик-пусик? Пошли, мамочка даст тебе молочка.

Макс прикрыл глаза, всей душой на стороне щенка, который орал и пытался вернуть утраченную свободу. Но хозяйка крепко держала его, прижав к самому сердцу. Так они вместе и ушли в сторону кухни.

Это значило, что Макс не может выйти из дома так же, как вошел, поэтому он поднял оконную раму. Если ему повезет и дальше, то она будет слишком увлечена щенком, чтобы заметить маленькую аккуратную дырочку в фигурном стекле кухонной двери.

А если не повезет, размышлял Макс, высовывая ногу из окна библиотеки, то у него все равно есть преимущество во времени.

Он закрыл за собой окно и постарался спуститься так, чтобы не разодрать штаны.

Люк не мог уснуть. Сама мысль о том, что завтра ему выступать, приводила его одновременно и в восторг, и в ужас. Его терзали жуткие «что делать, если…».

Что, если он рассыплет колоду? Если забудет фокус? Если зрители решат, что он – просто глуповатый пацаненок?

Он мог выступить хорошо. Он знал, что у него есть способности, чтобы выступать действительно хорошо. Но ему столько лет твердили, что он дурак, ничего не умеет и ни на что не годится, что это не могло не оставить своего отпечатка.

Для Люка существовал только один, но простой способ борьбы с бессонницей – еда. К тому же, он все еще считал, что самое лучшее время пожрать – это когда никого нет рядом и никто не будет заглядывать тебе в рот.

Натянув шорты, мальчик неслышно направился вниз на первый этаж. Он уже почти ощущал вкус острой свининки «барбекью» Леклерка или пирога с каштанами.

От звука голоса Леклерка он замер и покрылся холодным потом. Люк все еще остерегался старика. Но услышав смех Макса, он подкрался ближе.

– На твои сведения всегда можно положиться, Жан. План, сейф, камешки, – в одной руке Макс держал бокал бренди, в другой – ожерелье. – Я даже не могу особенно пожаловаться на маленькую собачонку.

– На прошлой неделе у них не было собаки. Даже пять дней назад.

– А теперь – есть, – Макс засмеялся и отпил бренди. – Но ее я решил не брать.

– Слава Святой Деве, что она не залаяла, – Леклерк добавил «бурбона» к себе в кофе. – Не люблю сюрпризов.

– Здесь у нас разные мнения. Я их очень люблю, – глаза Макса сияли от успеха, а в руках, отражая свет люстры, сверкало ожерелье. – Иначе наша работа превратилась бы в рутину. А рутина так легко становится привычкой. Как ты думаешь, хватятся ли они их к утру? – он поднял драгоценность повыше, и камни заструились между его пальцами. – И станут ли они сообщать в полицию, ведь это предназначалось для уплаты карточного долга?

– Сообщат или нет, здесь их все равно не найдут, – Леклерк поднял было свою чашку с кофе, чтобы произнести тост, как вдруг замер. Он прищурился и поставил чашку на место: – Боюсь, что сегодня у наших стен по меньшей мере два уха.