Обманщик и его маскарад - [11]

– Тьфу на вас! Почему капитан должен страдать от этих попрошаек на борту?

Эти обидные слова принадлежали ухоженному краснощекому джентльмену с тростью, в набалдашнике которой блестел рубин, и были обращены к человеку в сером костюме с белым галстуком, который, вскоре после вышеописанной беседы, обратился к нему с просьбой о пожертвовании в пользу «Приюта для вдов и сирот», недавно основанного для семинолов.[34] На первый взгляд этот мужчина, как и человек с траурным крепом, был одним из более или менее благородных неудачников, но при более пристальном рассмотрении его лицо выражало не меланхолию, а скорее осознание священного долга.

Добавив еще несколько обидных и неприязненных выражений, состоятельный джентльмен поспешил прочь. Но, даже грубо отвергнутый, человек в сером костюме не стал попрекать его или сетовать на судьбу, и терпеливо оставался в одиночестве, а его лицо постепенно приобрело выражение спокойной, непреклонной уверенности.

Спустя некоторое время к нему приблизился пожилой, довольно тучный джентльмен, тоже получивший предложение внести вклад в пользу вдов и бездомных. Он встал, как вкопанный, и грозно нахмурился.

– Послушайте, вы, – проскрежетал он выставив пузо перед собой, как болтающийся мешок с песком. – Послушайте, вы просите деньги от имени других людей, а лицо у вас длиной с мою руку до локтя! Вот что я вам скажу: существует такая вещь, как серьезность, и у осужденных преступников она бывает неподдельной. Но также существует три вида вытянутых лиц; из-за горестного бремени, из-за худобы и впалых щек, и наконец, лицо мошенника. Вам лучше знать, какое из них ваше.

– Пусть небо дарует вам больше милосердия, сэр.

– А вам пусть оно дарует поменьше лицемерия, сэр.

С этими словами жестокосердный пожилой джентльмен удалился.

Пока человек в сером костюме задумчиво стоял в одиночестве, ранее упомянутый молодой священник, проходивший мимо, окинул его взглядом и остановился, словно вдруг что-то вспомнил, а секунду спустя поспешил к нему.

– Прошу прощения, но с недавних пор я повсюду ищу вас.

– Меня? – это прозвучало так изумленно, что было ясно, сколь малое значение он придавал своей особе.

– Да, именно вас. Вам что-нибудь известно о негре, воде бы злосчастном калеке, который находится на борту? Он тот, за кого себя выдает, или же нет?

– Ах, бедный Гинея! Вы тоже с недоверием отнеслись к нему? Вы, чей сан взывает к человеческому милосердию?

– Значит, вы действительно знаете его, и он достойный человек? Рад слышать, это большое облегчение для меня. Давайте найдем его и посмотрим, что можно сделать.

– Вот еще один пример того, как доверие может оказаться запоздалым. Я сам помог ему высадиться на берег во время последней стоянки, когда увидел его на сходнях. Только помог; у нас не было времени на разговор. Возможно, он не сказал вам, но у него где-то здесь есть родной брат.

– Мне действительно жаль, что я не смог еще раз встретиться с ним, – возможно, даже больше, чем вы можете подумать. Видите ли, вскоре после отплытия из Сент-Луиса он появился на полубаке, где собралась изрядная толпа. Там я увидел его и поверил ему, – причем настолько, что ради убеждения неверующих я откликнулся на его мольбы и отправился искать вас, так как вы находились в перечне имен, которые он назвал и снабдил более или менее внятным описанием. По его словам, эти люди могли поручиться за него. Но после усердных поисков, когда я так и не обнаружил вас и других перечисленных им людей, возникло определенное сомнение. Это сомнение также было подкреплено недоверием, в резкой форме высказанном другим человеком. Полагаю, это было естественно.

– Ха-ха-ха!

Этот смех был больше похож на стон, однако издавший его все же намеревался рассмеяться.

Оба собеседника обернулись, и молодой священник увидел человека с деревянной ногой, мрачно насупленного, словно судья по уголовным делам с горчичным пластырем на спине. В данном случае, горчичник был воспоминанием о недавних хлестких отповедях и пережитом унижении.

– Думаете, я смеялся над вами?

– Тогда над кем же вы смеялись, – или, вернее, пытались смеяться? – требовательно спросил молодой священник, раскрасневшийся от гнева. – Надо мной?

– Ни над вами и ни над кем за тысячу миль вокруг вас. Но наверное, вы этому не поверите.

– Если бы он страдал подозрительностью, то мог бы не поверить, – спокойно вмешался человек в сером костюме. – Один из скудоумных недостатков подозрительного человека состоит в том, что в улыбках или жестах каждого незнакомца он видит нечто оскорбительное для себя, как будто ему показывают голую задницу. В том же ключе, когда подозрительный человек идет по улице, то движение проходящих мимо людей он воспринимает как издевательскую пантомиму и насмешку над ним. Иными словами, подозрительный человек ставит себе подножки на каждом шагу.

– Тот, кто так поступает, в девяти случаях из десяти экономит кожу на подошвах ботинок у других людей, – сказал человек с деревянной ногой, попытавшийся неуклюже пошутить. Но потом он живо повернулся к молодому священнику и снова усмехнулся. – Сейчас вы все еще думаете, будто я смеялся над вами. Я докажу, что вы ошибаетесь, и расскажу, над чем я на самом деле смеялся, – эта история как раз пришла мне на ум.