Обмани-Смерть - [45]

– Давай не будем тянуть, Том. Я хочу, чтобы ты съехал до того, как Микала приведет Салли.

Она говорила как хозяйка положения, внешне была совершенно спокойна, но, въезжая на стоянку, все-таки задела стоявшую там машину.

– Сначала будет трудно, и не только тебе, Том, но и мне. Ты скоро поймешь, что расставание – единственно разумное решение и возможность нового начала для нас обоих.

Я был оглушен, не знал, как реагировать, не мог подобрать слов и объяснить, что все это абсурд и у нас вовсе не «кончено», но Хелен положила меня на лопатки, впрыснула яд, как делает паучиха, прежде чем сожрать партнера. Я смирился с неизбежным, как идущий на бойню бычок.

Мои вещи уместились в три чемодана, через час я все собрал, и Хелен спросила:

– Тебя куда-нибудь подвезти?

Я не захотел и вызвал такси, водитель погрузил вещи, Хелен помахала на прощание и захлопнула дверь.

* * *

Я жил с мыслями о Хелен. До разрыва мы иногда не виделись всю неделю, проводили вместе уик-энд и возвращались каждый к своим делам. Моя жизнь осталась прежней, но без совместных выходных, и все-таки Хелен была со мной повсюду.

Три недели спустя Салли исполнилось четыре года, и никто из гостей не догадался, что ее родители расстались.

Мы созванивались – Хелен часто просила отвезти дочь к няне или к подружке, разговаривали, как в старые добрые времена, иногда выпивали по стаканчику. Хелен говорила, что делает это ради Салли, чтобы она понимала: мама с папой – не враги, ничего не изменилось, хотя мы больше не живем одним домом.

Мы расстались, но я не мог перерезать пуповину. Предпочел «обустроить» для Хелен тайник в моем сердце – этакая иллюзия жизни вдвоем. Понадобилось много лет, чтобы отрешиться от Хелен и смириться с реальностью. Я часами смотрел на телефон, ждал, что она позвонит и скажет тихим голосом: «Слушай, Том, я тут подумала… мне тебя не хватает… Ты мне нужен, очень тебя прошу, возвращайся к нам». Увы, Хелен связывалась со мной, только застряв на студии или на съемках в Манчестере или Париже, и просила позаботиться о Салли. Я всегда отвечал: «Конечно, все сделаю». Хелен не раз говорила: «У тебя вроде все в порядке, а я вот справляюсь хуже». Мне приходилось утешать ее.

Однажды она позвонила из Риги, где снимала репортаж, поинтересовалась, как у меня дела, призналась, что опустошила мини-бар, и мы долго беседовали, совсем как раньше. В тот вечер она добавила еще один кирпичик к своим туманным теориям, новую главу к виртуальной книге. Эта попытка рационализировать наш мир выглядела странной, равно как и желание объяснить или организовать его любой ценой. Она не хотела признавать, что мы подобны птицам в небесах, которые встречаются в неоглядной выси, потом воздушные потоки уносят их в разные стороны, и они приземляются где придется. В наших жизнях нет ни логики, ни смысла – один только случай. Таким способом Хелен пыталась разобраться в непознаваемом обществе, придать ему смысл, который бы сделал его терпимым. Кто-то смотрит на звезды и молится, она придумывала теоремы с убежденностью фанатички. Напрасно я говорил, что разрыв – всего лишь испытание, что он укрепит наш союз, что глупо страдать поодиночке и пора снова сойтись.

– Исключено, Том, это было бы чудовищной ошибкой. Разделившиеся континенты никогда больше не сходятся. Мы неизбежно встретим на своем пути другие континенты, будем вместе несколько лет, снова расстанемся и так до бесконечности. Будут опасные столкновения, подземные толчки, грозные цунами, но движение неостановимо. Нами управляют таинственные силы, нас разделяет эрозия времени – вопреки нашим гребаным чувствам, – и мы не в силах сопротивляться, разве что окончательно закоснеть, отвергнуть рацио и восстать против эволюции. Наши судьбы не в нашей власти, они подчиняются базовым законам тектоники любви. Есть только схождения, расхождения и сдвиги. Наше воспитание, образование и религиозная культура всеми силами пытаются стереть, перенаправить, уничтожить неумолимые сдвиги. Это так же глупо, как останавливать прилив, дуя на него с берега.

Я некоторое время слушал разглагольствования Хелен, не имея что возразить и серьезно сомневаясь в обыкновенности ее теории. Хелен на свой особенный манер «оформляла» удел человека, придавала ему внушающий уверенность облик.

Реальность была куда прозаичней. За время, прошедшее после нашего расставания, я понял, что Хелен нужна химера, чтобы та оставляла ее вечно неудовлетворенной. Она придумала себе сказочного героя, современного Ланселота, а я не понял, что, если хочу ее удержать, должен изображать неустрашимого рыцаря. Я отказался превращаться в голливудского героя, не отправился в турне по американским университетам, нашел работу, стал получать скромную зарплату и… превратился в Господина Заурядность, в обывателя, который каждое утро, в одно и то же время, уходит на службу, а вечером возвращается домой в назначенный час.

С тех пор как мы стали жить вместе, я ни разу не попал в тяжелую переделку вроде тех, что заставляли бы мужчин симпатизировать мне и покоряли женские сердца. Если не считать нелепого падения на скользком тротуаре рядом с остановкой автобуса № 135 зимой 2009 года, ничего опасного не случилось. По тону, который брала Хелен в разговоре со мной, и – главное – по ее многозначительным умолчаниям и взглядам, острым как нож, я понял, что она стала меньше меня ценить и уважать. Я спрашивал себя, какую допустил ошибку, чем провинился, почему Хелен так отдалилась, из-за чего в ее глазах все чаще мелькает жалость? Она терпела меня по множеству причин: я много занимался дочерью, отводил ее к Микале, ходил за покупками, холодильник был всегда полон, белье постирано и поглажено, дом убран. Хелен могла не думать о многочисленных обязанностях жены и матери, ездить когда и куда угодно, общаться с многочисленными приятельницами. Когда я предлагал сходить куда-нибудь вместе, ее лицо выражало брезгливое недоумение.