Обман - [112]

– Думаю, не могла… но… Нет, не уверена. – Я пожимаю плечами, демонстрируя приличествующую дозу отчаяния от того, что не в силах помочь. – Не знаю, извините.

На лицо Доусона возвращается натянутая улыбка коммивояжера, скрывающего разочарование от неудачи в продаже своего товара. Он медленно кивает.

– Но если вы вспомните, то…

– Разумеется.

Доусон провожает меня до двери в дом, чуть склоняет голову и направляется к полицейской машине. Неожиданно звук его шагов по гравию затихает. Я поворачиваюсь и вижу, что он смотрит на меня.

– Да, совсем забыл задать вам один вопрос, – громко говорит он. – Насколько я знаю, на «Минерве» была радиостанция. Не было ли у мистера Ричмонда наряду с ней каких-либо других средств связи? Например, мобильного телефона?

У меня спирает дыхание.

– Вообще-то он купил такой телефон.

– И в тот день он был при нем?

Я поднимаю руки и устало улыбаюсь.

– Инспектор, вы задаете мне много вопросов, на которые я просто не знаю ответов.

Письмо от Гиллеспи в три строчки. Он хочет узнать, успела ли я ознакомиться с его предложениями по моим финансовым вопросам. И если да, готова ли уведомить его относительно своего решения.

Я достаю ранее присланный им документ, кладу его на стол Гарри, утыкаюсь взглядом в колонки цифр и сразу ощущаю собственную беспомощность. К третьей странице я окончательно теряюсь.

Я отталкиваю бумагу словно ребенок, который не хочет иметь дело с неприятными вещами. В мозгу роятся мысли о Доусоне и лодках. Он, наверное, и плоскодонку забрал из яхт-клуба в полицию. Интересно, что он рассчитывает обнаружить на ней? Ведь она отремонтирована и места ударов о траулер закрашены.

А что он хочет найти на «Зодиаке»? Я вспоминаю, как отскребала ее от грязи у пристани, как стояла на бетонной площадке перед гаражом и наблюдала за Морисом, который тщательно мыл ее горячей водой с порошком.

Невольно перед глазами всплывает картина: поскользнувшись на кроваво-иловой смеси, я выбираюсь из лодки, а вдалеке, в доме, рыдает Кэти.

– При сложившихся обстоятельствах, которые попечители согласились признать исключительными, они готовы согласиться на сделанное вами предложение.

Теперь очередь Тима Шварца читать по бумажке, что он и делает.

– Алло, – говорит он, поскольку я не реагирую. – Вы слышите?

– Да, слышу.

– Но они спрашивают, нельзя ли увеличить первую сумму? – В его голосе явное неудовольствие от того, что ему приходится сообщать мне это известие.

Звонок Шварца застал меня на кухне. Я подхожу к стойке и подтягиваю себе стул.

– Мне будет трудно сделать это.

– Может, вы могли бы тогда предложить нам график выплат?

– Ну…

– Хотя бы примерный.

– Я должна подумать.

Пауза.

– Это сложно для вас?

Я слышу звук открывающейся двери и поворачиваюсь. Это Кэти. Она проплывает мимо меня в сторону холодильника.

– Могу я заехать к вам в ближайшее время? – спрашиваю я. – Просто сейчас я очень занята.

– Ах, да, понятно. Хорошо, давайте встретимся, когда у вас будет время.

– Я постараюсь…

– Простите, миссис Ричмонд, в вашем голосе я улавливаю нотки сомнения. Ваши планы не изменились?

Кэти стоит у открытого холодильника и достает что-то с нижней полки.

– Нет, нет, что вы! Нисколько. Просто сейчас у меня очень трудно со временем.

– Я не собираюсь давить на вас, но хотел бы знать конкретно, когда мы можем встретиться.

– Хм… На следующей неделе?

Кэти достает из холодильника кока-колу, минеральную воду и фрукты. Прижимая все это к груди, ловко закрывает ногой дверь холодильника. Когда она поворачивается и идет через кухню обратно, я замечаю, что во рту у нее кусок пирожного со взбитыми сливками.

– Значит, я могу позвонить вам в понедельник? – спрашивает Шварц. – Да, и еще…

Какое-то глухое восклицание. Кэти остановилась посреди кухни и беспомощно смотрит, как кусок пирожного ползет вниз у нее по груди, оставляя на футболке жирный след. Наконец он шлепается на пол.

– Попечители просили меня передать вам соболезнования, – добавляет Тим, – по поводу гибели вашего мужа.

Кэти с неудовольствием оглядывает свою футболку и нахмуривается. Но буквально через секунду поворачивается ко мне с озорным смешком в глазах.

– Простите? – возвращаюсь я к разговору со Шварцем.

– Попечители. Они шлют вам соболезнования. На верхней губе у Кэти остаются усики из крема.

Я беззвучно смеюсь и с трудом произношу.

– Да, спасибо. – Я чувствую, что мои паузы приводят Шварца в некоторое смятение. Видимо, он полагает, будто я еле сдерживаю слезы, и торопливо бормочет что-то насчет того, что может позвонить и в среду, если мне так удобнее.

Положив трубку, я взрываюсь смехом. И, подойдя к Кэти, обнимаю ее. Она утыкается мне в шею.

Кэти! Моя девочка, моя родная!

Я отстраняюсь от дочери и заглядываю ей в глаза. Чувствуется, что внутри нее происходит какая-то борьба.

– Когда приезжают из полиции… мне становится страшно. – Несколько секунд я молчу.

– Да, – тихо говорю я, – и мне тоже.

Мы снова приникаем друг к другу и стоим, словно два усталых бойца, которые получили передышку между схватками.

– Поднимайся, поднимайся! – кричит сверху Джек.

Перспектива посетить Джека в его спальне меня не очень привлекает, но поскольку он предупредил, что может принять меня только рано утром, выбора не остается. Поднимаясь по ступеням, я думаю о том, сколько же женщин всходили наверх по этой лестнице. За надеждой? За любовью? За счастьем? Неужели хоть кто-то из них воображал, что сможет в конце концов заарканить Джека?