Обман - [52]
– И никто не видел, что произошло на самом деле?
– Мне думается, никто.
– Но ведь была же свидетельница.
– Да.
– Кокин.
– Да.
– Почему же она не вызвала полицию?
– Не знаю.
– Вероятно, потому, что правосудие осуществляет лишь наказание, но не месть.
– Боже праведный.
– А вы что думаете?
– Я уже ничего не думаю.
– Может, примете рюмку спиртного перед сном?
– Мое светило уже давно закатилось.
– С позволения сказать, вы были в более приличном состоянии.
– Знаю, что я старый низкопробный халтурщик, не более того.
– Вот, держите.
– Прощай, черная роза, черная гавайская роза. И когда я ласкаю других девушек, думаю лишь о своей розе, черной гавайской розе. Ведь любая сказка однажды кончается.
– Вы ужасно выглядите, госпожа доктор.
– Вы тоже.
– Как поступит Кокин?
– Вы ведь ее лучше знаете.
– К чему все это? Почему она сразу меня не пристрелила?
– В казни есть какая-то пощада. Мне думается, вас ожидает медленная смерть. И раз вы меня спрашиваете, то мне хотелось бы одного: чтобы вы умерли, как ее мать, – от руки человека, которого любите.
– Дайте нам уехать.
– Вы уверены, что хотите этого?
– Это единственно правильное решение.
– Что ж, будь по-вашему.
– У вас еще остались деньги?
– Не так уж много. Но я вскоре рассчитываю на значительное наследство.
– Я бы никогда не связался с вами.
– Вполне вероятно.
– Вы ведь не рассчитываете всерьез, что я подпишу это завещание.
– Существует ли альтернатива?
– План «А» кажется вполне приемлемым. Подстроенное убийство. После этого встретимся где-нибудь на юге.
– Видите ли, и это не получится без завещания.
– Наверное, вы рассчитываете всех перехитрить.
– Вы угадали.
– Вы что, мужчин ненавидите?
– Да нет же. Они бывают весьма занятными.
– Теперь ваша очередь. Рассказывайте.
– Почти нечего рассказывать. В общем-то вам все уже известно. Большинство мужчин не отличаются широким размахом. Но мошенники, соблазнители, авантюристы – именно те, к кому я питаю слабость.
– Вы все это запланировали с самого начала?
– Именно так.
– Кто подтвердит мне, что вы сдержите данное слово, если вначале заполучите завещание?
– Просто доверьтесь мне.
– Почему я должен так поступать?
– Потому что я хорошо к вам отношусь.
– В самом деле?
– У вас ведь прекрасное будущее. Мы остановимся в великолепной гостинице, прямо у моря. И пока я у бассейна стану перелистывать журналы, до меня из бара будет доноситься музыка Гершвина «Я крохотный агнец, заблудший в горах». Вы никогда еще не играли так эмоционально, клавиши так и прижимаются к вашим пальцам, а вы играете легко, словно шутя, словно себе в удовольствие, а не по заказу. О нет, это своего рода дивертисмент, утонченное хобби джентльмена. А в промежутках мы будем отдыхать, выпивая под вечер по рюмочке спиртного. По субботам вы будете доставать из шкафа красный лаковый бюстгальтер, и…
– Вы лжете.
– Трудно спорить о правдивости будущих видений.
– Я укладываю чемодан.
– Неужели?
– Да, не теряя ни минуты.
– Как вы поняли, что Кокин все знает? Я имею в виду, что она видела, как ее мать…
– Она писала мне письма, на маленьких листочках. Когда она уходила, я находил их в ее постели. Какие-то безумные вещи, порой всего одну фразу – «Ты наряжаешь мой голод», или «Никогда не произноси "губная страсть", или «Усилие языка», или лишь «О небесная пристойность». Потом я целый день носил эти записки с собой, это придавало мне силы. Она не ведала границ, не имела представления о том, что такое мерзость и отвращение. Она прикасалась ко мне как ни одна другая женщина прежде. И вот однажды наступила ночь, когда мы заговорили о ее матери, о Хризантеме. Я многое узнал о ее жизни, о карьере, а затем она вдруг странным образом резко угасла и погребла все под собой, о неизлечимой меланхолии. После этой ночи я обнаружил одну записочку в ванне, в которой еще оставалась вода от утреннего омовения Кокин. Это был один из наших любовных ритуалов: приняв ванну, она не выпускала воду, чтобы после ее ухода я еще раз мог в нее погрузиться. Кроме всего прочего, на поверхности колыхалась одна из записочек, чернила немного расплылись, но еще можно было прочесть: «Кто закроет глаза кувшинке, уставшей от покачивания и от блаженства капли росы?» Меня озарило – она все знала, она устремилась вслед за своей матерью, когда та без пальто ушла в ночь с третьесортным пианистом в плохо подогнанном смокинге, который потащил ее к озеру, чтобы в его серых водах она нашла свою погибель.
– Вы не пакуете чемодан.
– Во что черти играют сегодня?
– «Ты скажи мне, ну когда же?»
– Не знаю, когда появится Кокин.
– Когда хотите получить завещание?
– Как можно быстрее.
– То есть?
– Я в таком же положении, что и вы. Я наделала ошибок. Дурацких. А вы мне очень дороги.
– Дорог? Как это понимать?
– Разве вы не знаете, что у Хризантемы было не двое детей, а трое?
– Нет. А вы откуда знаете?
– Из документов. Двое сыновей в браке, а после развода еще дочь. Кто отец – неизвестно.
– А собственно, что вы мне желаете сообщить?
– Вам известно, сколько лет Кокин?
– Боже мой, о чем вы?
– Вы ее об этом спрашивали?
– Разумеется, нет. Она моложе большинства женщин, с которыми я знакомлюсь. Очень юная. Я бы сказал, лет двадцать пять.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.