Обман - [51]
– Вам удалось собраться и играть на сцене?
– В общем и целом да. Но это был сущий ад.
– Вот только к чему все это смятение чувств? Вы ведь к ней уже давно остыли.
– Да, да. Матрона в красном парадном костюме, она действительно могла бы оставить меня равнодушным. Однако она мне кое-кого напоминала. Точнее сказать – чувство. Ведь если ты когда-то любил, я имею в виду страстно, если это была по-настоящему роковая и неотвратимая любовь, то становишься уязвимым навсегда. Когда я был влюблен, мне казалось, что весь мир готов меня обнять, что любая песня о любви только обо мне, что любое благоухание, каждый солнечный лучик являются знаком, добрым знаком судьбы, моей судьбы, что весь этот огромный бессмысленный мир, наполненный людьми и предметами, разными местами и миллионами беспорядочных деталей, этот мир казался прозрачным для восприятия, глубоко осмысленным, таким же прозрачным, какой становилась действительность для Шерлока Холмса при расследовании очередного уголовного дела. Причем перед ним этот мир представал как космос знаков и признаков, несущих в себе скрытый смысл. В таком же положении, когда все на свете имело свой смысл, оказался и я в пору своей влюбленности. С того момента я стал рабом данного чувства на всю жизнь. Это чувство не выветрилось до сих пор, оно пронзает мое восприятие музыки, предопределяет появление неожиданной улыбки, и вот оно снова напоминает о себе: то тянет в паховой области, то крутит в области желудка, то защемит сердце, хотя моя влюбленность давно прошла. Напоминает фантомную боль, которая никогда не пройдет, хотя непосредственный источник давно ампутирован. Она перевернула мне душу, и вот теперь я восседал посреди «Биг-бэнда Гельмута Хольма» как обломок целого, остервенело вколачивавший неслышимые звуки в недра рояля.
– Что произошло потом?
– Я понимал лишь, что дальше так продолжаться не может. Мне надо было избавиться от нее, от этой тени, которая приклеилась ко мне и все больше натягивала нити, связывающие меня с нею. Я пытался не смотреть на нее. Пристально разглядывал танцующих, движения которых становились все более стремительными и резкими. Девушки и их партнеры напоминали фигурки с отверстиями для ключиков со стороны спины. Видимо, фигурки заводили слишком часто, и пружины со временем износились. Воспроизведение всех операций происходило с безукоризненной точностью, но с противоестественной быстротой. Наконец танцоры, на удивление неповоротливые, несмотря на присущую им элегантность, поднявшись на своеобразный пьедестал победителей, стали демонстрировать публике сделанные из металла безвкусные абстрактные трофеи. Наступил момент, когда паркет был представлен в распоряжение всех желающих танцевать. Я подал знак дирижеру и попросил его сделать паузу. В ответ он лишь снисходительно кивнул, и я потащился в бар. Спустя пару минут она уже стояла рядом со мной. Это действительно очень важно, проговорила она. Хорошо, давай выйдем, ответил я. У меня не было никакого плана, но я почувствовал: что-то неминуемо случится. Она хотела забрать свое пальто. Оно тебе не потребуется, бросил я, и она без возражений последовала за мной. Мы молча направились в парк. Даже здесь мы не могли спрятаться от шума, однако, растворившись в тумане, впервые опустившемся над городом в этом году, музыка доносилась до нас как далекие звуки ярмарочной шарманки. Она тревожно посмотрела на меня. Куда мы пойдем? Немного прокатимся на лодке. Это ведь романтично или нет? Она не стала возражать. Посреди озера бил фонтан, подсвеченный прожекторами. Луч света выхватил из темноты несколько гребных лодок, которые раскачивались на прибрежных волнах. Отцепить одну из них не составило труда. Что я хотела тебе сказать… Она попыталась продолжить объяснение, но я ее оборвал: повнимательнее, когда будешь садиться в лодку, пол в ней гладкий и скользкий, очень скользкий. Уже от одного моего предостережения, потеряв уверенность, она зашаталась, потом, чтобы восстановить равновесие, качнулась в одну, в другую сторону. Мне невольно подумалось, сколь легко и грациозно лебеди скользят по воде, а вот на суше своей неповоротливостью они напоминают балерин в резиновых сапогах. Ее еще раз качнуло, после чего, вскрикнув, она упала в темную воду. Я сразу же кинулся за ней. Это место оказалось настолько мелким, что можно было просто стоять на дне. Несколько мгновений спустя она была мертва.
– Почему же вы молчите?
– Не о чем говорить.
– Ну, можете сказать, что все бездушно, жестоко. Что я настоящее чудовище.
– Это кто-нибудь заметил?
– Все продолжали танцевать в зале. А распивать напитки на террасе было уже слишком холодно. Наступала осень. Сквозь темные кусты рядом с курзалом можно было разглядеть лишь несколько силуэтов. Грязный и мокрый, я постарался скрыться. Перейдя на бег, почувствовал, что замерзаю. Я побежал обратно, но на озере царило абсолютное спокойствие. Вскочив в лодку, начал как веслами грести руками. Чтобы найти ее, стал выкрикивать ее имя, хлопать руками по воде, по этой проклятой воде, в которой она исчезла, она – моя Хризантема, моя несравненная, прекрасная, талантливая Хризантема. Я кричал и выл. Не переставая бил кулаками по темной илистой воде. Однако я так и не сумел найти ее, мою Хризантему, которую безумно любил и которая до конца любила меня. Потом появились люди, они мне что-то кричали, а я ничего не понимал, так как сам очень громко кричал, снова и снова повторяя одно слово – Хризантема! В результате кто-то вытащил меня из воды. Это было непросто, потому что мне не хотелось вылезать. Мне обязательно хотелось ее найти. Подержать в своих руках… Я еще раз хотел ее утешить, ощутить, погладить холодное тяжелое тело. Я почувствовал, как меня уносят, и я не переставая горестно выл. На следующий день, напичканный болеутоляющими средствами, я очнулся в больнице. Где же Хризантема? – прошептал я. Потом закричал: где она? Ко мне на постель присел врач. Вы сделали все, чтобы ее спасти, спокойно проговорил он. Вам не в чем себя упрекнуть. Так где же она? – настаивал я. Возле постели появился какой-то молодой человек в потертой кожаной куртке. Полиция, проговорил он коротко. Что с Хризантемой? – спросил я. Она мертва, ответил тот. Я разрыдался. Вы мужественно прыгнули в воду вслед за ней, но скорее всего вам не удалось бы ее спасти, сказал он, кладя руку на одеяло. Почему же? – спросил я, ощущая, как мимо уголков рта на подушку капают слезы. Она страдала маниакальной депрессией, а в воду прыгнула в состоянии сильного опьянения. На наш взгляд, она лишила себя жизни, произнес он и встал. Самоубийство, вы понимаете? Завтра мне потребуются еще некоторые подробности. Пока отдохните. Потом появилась медсестра с похожей на изюминку родинкой у уголка рта и сделала мне укол.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.