Обман - [29]

– Простите?

– Я хотел бы пригласить вас на танец. Мне не терпится ощутить в танце ваше тело, то есть в движении, под музыку. И с моим участием. Как на цепной карусели.

– Я вам не верю. Не верю, и все тут.

– Но вам это известно. Причем уже давно. Вы можете что-нибудь предложить?

– Понятия не имею, о чем вы.

– О будущем. И его я представляю себе не так, что в приемные дни вы принесете мне торт в фольге.

– Вы обезумели.

– Что ж, скажем прямо. Лихое начало. Человек, которого называют убийцей, сумасшедший. То есть невменяемый.

– Подобное никогда не будет обозначено на бумаге. Никогда.

– Ясное дело. Вы выдаете более изящные формулировки. Уж вам-то наверняка придет в голову что-нибудь иное. А сегодняшний отчет я в любом случае уничтожил бы. Это просто намек…

– Да перестаньте. Не сводите меня с ума.

– Пожалуйста, прошу вас. Одного вполне хватит.

– Вы сами хоть понимаете, что мне предлагаете?

– Не гожусь я для тюремного оркестра.

– Не торопитесь, помедленнее. Стало быть, вы хотите побудить меня «раскрутить» вас.

– О побуждении не может быть и речи. Это в ваших интересах. Мы работаем во имя нашего будущего, не больше и не меньше.

– Пожалуйста, не говорите постоянно «мы».

– Я, ты, он, она, оно, мы.

– Вы сущий дьявол.

– Ничего иного я не утверждал. А что тут делаете вы?

– Смешиваю джин с тоником.

– Для меня тоже сделаете?

– Я вас ненавижу.

– За наше будущее. А ведь я знаю, эта мысль вам по душе.

– Я разговаривала с прокурором.

– Ну и?…

– Он согласился, чтобы мы отправились к месту совершения вашего последнего преступления. В сопровождении понятых.

– Такое возможно?

– При определенных обстоятельствах. Иногда это способно разблокировать ситуацию.

– Потрясающе.

– У вас есть только этот шанс. Я не буду ничего предпринимать, чтобы вас остановить. Действуйте оперативно, воздержитесь от применения насилия. Но сделайте мне одолжение, постарайтесь покинуть эту страну.

– Как это? А вы уедете вместе со мной?

– Нет.

– Не говорите сразу «нет».

– Куда же вы отправитесь?

– Посмотрим, наверное, на юг Франции.

– Прямо скажем, не очень далеко.

– Ну, а потом все вернется на круги своя. Деньги у меня есть.

– Думаю, это деньги Лизы и Эльзы?

– Я ведь вам уже сказал, что размышлял о том, как бы выйти из игры.

– Где же эти деньги?

– В одной милой стране с низкими горами и высокими карликами. Вы увидите, все очень просто.

– Думаю, вы лукавите.

– Поскольку вы любите меня.

– Потому что я одержима болезненной страстью вашего присутствия.

– Я могу к вам повернуться?

– Разумеется.

– Вы очаровательны.

– О Боже!..

– Только, пожалуйста, не плачьте! Вы действительно прекрасны.

– Я знаю, что вы лукавите.

– Я люблю вас.

– Вы меня обманываете.

– И все же, когда ты говоришь: я тебя люблю, трудно не расплакаться горькими слезами.

– Пожалуйста, не говорите больше ничего.

– Поди сюда, я хочу осчастливить тебя хотя бы минут на сорок. Ты забудешь, откуда ты пришла и куда хочешь уйти. Я буду ласкать твои ноги, какой бы формы они ни были, целовать твою шею, какой бы запах ни источали твои волосы. Я претворю воду в вино. Ты навсегда станешь моей королевой. Я буду славить твою красоту, ты станешь для меня мерилом очарования минут на сорок. Ты будешь содрогаться и делать все, что необходимо. Ты ничего не забудешь и ничего не прибавишь. И в тот момент, когда я к тебе прикоснусь, ты наконец, наверное, единственный раз в твоей жизни поступишь так, как должно.

Если мне суждено увидеться с ним, при встрече пришлось бы опустить глаза, повернуться и уйти; он не должен ощущать власть, которая запечатлена на моем лице; не должен улыбаться, увидев меня в этом состоянии искусственной невинности, которую он даровал мне, чтобы у меня же ее забрать, чтобы насладиться удивлением и возмущением первого восприятия. Когда его взгляд, спокойный и выжидающий, остановится на мне, я вновь и вновь внутренне сожмусь и почувствую себя обнаженной. Когда мои глаза найдут его взгляд и покажется, будто веки отсечены от лица, словно у него оба глаза слились в один, а мое лицо сжалось в холодное зеркало или в какую-то мягкую незащищенную мембрану… Когда я увижу его вновь, уже уходя, я стану мечтать о следующей встрече. Если я отвернусь, именно мне будет больно. Я стану спотыкаться на каждом шагу, и мне придется учиться ходить; каждое движение, каждый жест обернется мучением. Возможно, мне придется даже ползать, и это зрелище доставит ему удовольствие, не так ли? А он, оторопев, уставится на меня в ожидании того, что я обернусь, что поверну к нему голову, там на земле, уставится своим заячьим взглядом (вот уж действительно условно жизнеспособные существа, ожидающие искупительного слова).

– И как вы себя чувствуете?

– Даже не знаю как. В общем, ужасно.

– До ужасного прекрасно. В этом вся ваша натура.

– А почему вы до сих пор обращаетесь ко мне не на ты? Я имею в виду…

– Так удобнее.

– Чего вдруг?

– Я ведь сказал, так удобнее.

– Однако…

– Перестаньте. Предупреждаю.

– А в чем дело? Ты что, готов расправиться со мной, если я обращусь к тебе на ты?

– Я сейчас уйду.

– Нет, пожалуйста, не надо. Останься. Останьтесь.

– Это другое дело.

– Почему?

– Детский вопрос. Почему солнце всходит? Почему твой папочка толще моего?