Обман - [22]

– Любопытно.

– Я комфортно чувствовал себя в этом месте. Договор был подписан. Не ахти какой навар, но все же приятно. Парк рядом. Огромная раковина. Красиво… У меня был по-настоящему сентиментальный настрой. Лиза идеально вписывалась в эту атмосферу. На ней был костюм розового цвета с золотыми пуговицами. Материал напоминал эпонж. Она тщательно следила за своей внешностью. В наклонных полуденных лучах солнца я увидел, как пудра густо отслаивается на пушке ее щек. Губная помада идеально сочеталась с платьем. Она носила двухрядное жемчужное ожерелье и такие же клипсы. Группа мальчишек в струящихся лучах солнца под деревьями играла в шары. Как и прежде, попадались на глаза дети в лаковых ботинках и бархатных костюмчиках.

– Звучит прямо-таки идиллически.

– Так оно и было. А она представляла старомодную гвардию. Трогательно…

– Сколько же ей было лет?

– Ну, среднего возраста. Точнее говоря, неопределенного возраста.

– Неопределенного возраста – это как?

– По ту сторону границы привлекательности. «Осень в Нью-Йорке», вы это знаете? Осень в Нью-Йорке нередко путают с весной. Иногда осень маскируется под весенний день. Конечно, это пустая глупая шутка, которой серьезно не верит даже осень. Впрочем, осень воспринимаешь по запаху еще до того, как увидишь. Просыпаешься и вдруг ощущаешь какой-то перепаханный воздух, наполненный запахами грибов и нафталина. Потом продираешь глаза и сразу видишь коричневые листья в траве между зелеными и лакированными каштанами. Жизнь любой женщины отмечена мгновением, с наступлением которого ей позволяется делать все, что она хочет. Она может лелеять себя, более изысканно одеваться, ухаживать за своим телом, но ей уже не суждено восстановить былую привлекательность.

– Не самые радужные перспективы для женщин.

– Ну почему же. Я-то никуда не делся.

– Если я вас правильно понимаю, вы ведь исходите из того, что женщина уже не молода, свою привлекательность утратила, и тем не менее вы способны эту женщину – ну, как бы сказать…

– Оживить?

– Я бы выразилась по-другому.

– А вот я называю это оживлением. Со мной часто такое случалось где-нибудь в провинции, когда я садился за старый инструмент, откровенно испорченный рояль с пожелтевшими и даже изгаженными клавишами. Некоторые клавиши после прикосновения к ним западали, из-за чего расстроенный механизм производил жалкое впечатление, которое усугубляли рассохшийся корпус и стершиеся педали. И все-таки я садился за инструмент, пробовал взять пару аккордов, пару пассажей. Я ощущал, что рояль кряхтит, как старый уставший зверь, и в моей голове сквозила мысль: ты тоже сейчас зазвучишь, потому что я могу и хочу заставить тебя сделать это. Не прикасаясь к западающим клавишам, я нащупаю еще живые прекрасные фибры твоей души, чтобы они зазвучали, тихо и нежно. Так инструмент оживает – еще раз.

– Значит, с женщинами происходит то же самое?

– Да, то же.

– Может, ваше чувство слегка напоминает…

– Отвращение?

– Именно.

– Я знал, что вы зададите этот вопрос. Мне кажется, каждый человек задается этим вопросом. Но вы забываете одно: эти совсем юные девушки, которые выглядят столь аппетитно, ярко и все прочее, часами простаивают перед зеркалом, подбирая наиболее подходящий сорт губной помады. Вместе с тем они не очень-то задумываются о своем теле. Мне довелось пережить неприятные сюрпризы. Я избавлю вас от подробностей… Однако с возрастом некоторые женщины задумываются. Они могут часами принимать ванны, применять благовонные кремы и самые современные эпиляторы, с помощью массажа убирать лимфатические узлы на ногах, шлифовать ступни ног. Я все это очень ценю. В большинстве случаев меня такие вещи приятно поражают.

– Вот как!

– Н-да, значит, так.

– Итак, ее звали Лиза.

– Да. Собственно говоря, Елизавета, но Лиза – так ей казалось привлекательнее. Впрочем, это ей лучше подходило. Хотя мы обращались друг к другу по имени, при общении говорили «вы». Так мне больше всего нравится. Но потом вдруг я чуть не потерял рассудок.

– Как это?

– Знаете, есть такая карикатура, когда у пьяного все двоится. Наверное, я выпил две кружки, потому что передо мной предстали целых две Лизы.

– То есть как?

– Вторая Лиза заняла место рядом с Лизой номер один. Она заинтересованно оглядела меня. Я знаю этого господина? – спросила Лиза номер два. В ответ Лиза номер один проговорила: сейчас ты с ним познакомишься, на это потребуется всего несколько секунд.

– Боже мой, что это с вами приключилось?

– Со мной ничего. Двойняшки.

– Ой!

– Как мило звучит ваше «ой»!

– Совсем не «мило». Действительно, нет.

– Как вам угодно. В любом случае я оказался за столиком с двойняшками. Они были отчаянно похожи друг на друга, не сравнить с сиамскими близнецами, которых разделяют и на лицах которых жизнь рассказывает неодинаковые истории, вследствие чего в итоге остается лишь отдаленное сходство. Нет, эти женщины отличались абсолютным сходством, поскольку всю свою жизнь провели рядом друг с другом. Ни мужей, ни детей, только эта связь. И разумеется, они продолжали ходить в одинаково скроенной однотонной одежде, как первоклассницы.

– С ума сойти.