Облунение - [8]

Мигель де Унамуно и Вийон,

Десятки неизвестных мне имен —

Мои единокровные собратья.

Чего во имя. И чего не ради —

Я с вами одиночеством скреплен?

В глаза мне удивленно посмотри,

Единоверец мой, Аль Маари.

Все тот же мир: и запахи, и краски,

И лицемеров вежливые маски,

Как запертые двери изнутри.

Аль Маари, порвем календари.

Нет тлена, если жизнь самосожжение.

И пламя опрометчивых решений

Обугленною строчкой озарит.

Когда немые в голос говорят,

И души одинаково горят,

Мы все обречены на откровение

Жить в новом обрамлении лица.

И мучаться, не ведая конца —

Как тени от своих стихотворений.

«Я с тобой, любимая…»

Я с тобой, любимая,

Словно в светлой гавани,

Где зеленоглазые зАводи у скал.

И тебе бы песни я

Пел, придя из плавания,

И подарки разные в воду опускал.

В перламутрах лаковых

Руки твои искренни.

Ах, мужчины, как же мы поздно узнаем:

Пена одинакова. Но всегда единственна

Женщина, которая вышла из нее.

«Осенний лист, озябнув, пожелтел…»

Осенний лист, озябнув, пожелтел.

Под ветром задышал и закружился.

А мне вчера отец живой приснился.

И я с ним расставаться не хотел.

Мы шли вдвоем по травам полевым

И были неразлучными как будто.

Я не хотел, чтоб наступило утро.

Но мало ли, что хочется живым…

«Нашей памяти камеры…»

Нашей памяти камеры,

Храмы ее и чертоги,

Словно корни сплетенные,

Соком ветвистым полны.

Как бессилие одних

Порождается трусостью многих,

Так и чья-то вина

Вырастает из общей вины.

Страх, влипая в рубашку,

Не даст оторваться от стада.

А за тех, кто отстал,

Не дадут и поломанный грош.

Потому что бездарно проста

Говорящая правда

И чертовски талантлива

Громко орущая ложь.

«Так хотелось тепла…»

Так хотелось тепла. Тепло.

Так хотелось любви. Пришло.

Так хотелось весны. Оттаял.

А чего-то опять не хватает…

«Подумать грустно, сколько объяснят…»

Подумать грустно, сколько объяснят

Загоны из расставленных преград,

Когда чины достоинством считая,

Приобретают, словно вычитают,

Из смысла лет — бессмыслицу наград.

Подумать грустно, сколько говорят

В круговороте бытоописаний

Ненужных столкновений и касаний.

И соприкосновения утрат

Расходятся кругами под глазами.

Смешно сказать, никто не виноват

В растрате жизни —

Худшей из растрат.

«Что остается после нас?»

Что остается после нас?

Не день, не ночь.

Ни дня, ни ночи.

И, если капля камень точит,

То сколько их должно упасть

На бесконечность черных строчек,

Чтоб насладиться ими всласть

И захлебнуться в многоточие…?

Что остается перед тем,

Как начинается бессмертье.

И жизнь, вторая или третья,

На многослойность наших тел

Кладет столетие за столетием

И бесконечность — на предел.

«Я в сущую свою обитель…»

Я в сущую свою обитель

Давно забытою весной

Вошел, как в дворик проходной:

Сначала вдох. А после — выдох.

Сначала вход. А после — выход.

А может все наоборот?

И выход — это тоже вход?

Но не расскажет тот, кто видел…

«Всё и вся кончается однажды…»

Всё и вся кончается однажды.

Мы живем на свете только дважды:

Первый раз — с собой.

Второй — с другими.

Боже мой, все были молодыми.

Каждому дарована

Во благо

На пути Цирцея

Иль Итака.

«Муссоны… Пассаты…»

Муссоны… Пассаты…

Мыс Доброй Надежды.

Не те уж фрегаты,

А волны — все те же.

И горстка матросов —

Лишь самая малость.

Из тех, кто не бросил.

Из тех, что остались.

Другие привычки

Нагие одежды.

Сгоревшие спички.

Мыс Доброй Надежды

Мыс Доброй Надежды.

Наш парус в тумане.

Всё реже и реже

Взойдет в океане.

Толкайтесь у киля

Барахтайтесь волны.

Опаснее штиля —

Не может быть шторма

От тех, кто послушен

И в этом безгрешен,

Спаси Наши Души,

Мыс Доброй Надежды.

«Я, видимо, чего-то не постиг…»

Я, видимо, чего-то не постиг.

И верю в душу, словно еретик

Который не нуждается в прощении.

И в кровообращении интриг

Не вижу человека воплощения,

Поскольку человек тогда велик,

Когда он сам себе первосвященник.

И сам себе творец.

А не мясник.

«Не избежать тому навета…»

Не избежать тому навета,

Кто радость спрятать не сумел.

И быть удачливым посмел.

Зачем я думаю об этом…

Нет заблуждения опасней,

Чем, на беду, делиться счастьем.

«Не по своей мы воле рождены…»

Не по своей мы воле рождены.

Не по своей живем и умираем.

Но хочется быть властным над судьбой.

И верить, что мы сами выбираем

Границу между — быть

И быть собой.

«Боль любую успокоит…»

Боль любую успокоит.

Смоет горечь без следа.

И остудит. И напоит

Родниковая вода.

Чистоту её и радость

Только жаждущий поймет.

А случается, что рядом

Лишь один водопровод.

«Примятая трава…»

Примятая трава.

Ты не права.

Разорванный рукав.

И ты неправ.

Зашьют рукав.

Поднимется трава.

Никто не прав,

Когда одни права.

«Живу, пока меня ругают…»

Живу, пока меня ругают

Неуважаемые мной.

Они толкутся за спиной

И обо мне предполагают.

Я прежде этого не знал

И, как покойник, ждал похвал.