Обломки - [5]

Косиков

Обломки

Часть первая

В ясные вечера Филипп обычно возвращался домой пешком, отчасти из соображений здоровья, а возможно, ему приятно было в наступающих сумерках бродить по улицам. Особенно ему пришелся по душе путь от вершин Трокадеро до Сены. Оттуда он шел по набережной. В этот октябрьский день, уже клонившийся к закату, он изменил обычный маршрут и свернул на бульвар Делессер, косо спускавшийся от перекрестка Пасси, где открывался вид на Иенский мост. Добравшись до парапета на улице Бетховена, он остановился.

Как раз здесь дома расступались, давая проход улице, упиравшейся в реку. Бульвар лежал много выше тупика, но этот разрыв восполняла лестница в сотню ступенек; газовые фонари скудно освещали все три лестничные марша. Справа что-то чернело, словно бездна, притягивало взор.

Сначала Филипп ничего не разглядел. Он даже перегнулся через каменный парапет, но тусклый свет фонарей не давал глазу освоиться в темноте, заполнявшей справа разверстую зияющую пустоту, хотя голоса легко доносились оттуда. Упершись затянутыми в перчатки руками о камень парапета, он склонился над бездной. Стена была, очевидно, высотой метров в десять. Внизу ругались двое.

Временами грохот колес заглушал звук голосов, да и прохожие, заметив, что какой-то человек заглядывает вниз, тоже подходили взглянуть. Тогда Филипп отходил, дожидаясь, пока люди пройдут, и снова возвращался на прежнее место.

Наконец он спустился до первой площадки, но дальше идти не рискнул. На стену противоположного дома, выдавая его присутствие, падала несоразмерно огромная тень, длинная и прямая. Он счел за благо удалиться, вернулся обратно и снова занял свой наблюдательный пункт у каменного парапета. Сюда доносились, хоть и приглушенно, голоса, но разглядеть ничего не удавалось. По непонятной причине там на лестнице он вообще ничего не слышал, а боязнь, что его присутствие обнаружат, застилала глаза.

Спорили мужчина и женщина. Видимо, они стояли в углу, образуемом боковиной лестницы и стеной, которой кончался тупик. Вдруг мужчина повысил голос; он повторил несколько раз одну и ту же фразу, потом замолк. Через минуту парочка двинулась в путь.

Филипп не тронулся с места. Ему видно было, как они медленно вышли из темноты. Мужчина был невысокий, но плотный и хватался на ходу за стену, женщина, совсем маленькая, ковыляла за ним. Оба удалились в полном молчании, так, словно свет стал помехой их разговору и прервал начатый спор; они шли по направлению к Сене.

Первым побуждением Филиппа было последовать за ними, но, взглянув на часы, он передумал. Это было даже бессмысленно. Поэтому, стоя все в той же позе, уперев оба локтя о каменный парапет, он наблюдал за парочкой шагавшей то по тротуару, то по середине мостовой.

Несколько раз мужчина, который, без сомнения, был под хмельком, останавливался, словно в нерешительности; тогда останавливалась и женщина, как то удивительно покорно и боязливо; висевшая у нее на локте большая черная сумка оттягивала ее в сторону, и даже стан чуть кривился. Она стояла и ждала, пока ее спутник укрепится на ногах, и только тогда двигалась вперед.

Филипп следил за ними взглядом, пока они не повернули за угол, где как раз помещалось крохотное кафе, и падающий из окон свет словно всосал их обоих. Теперь улица окончательно опустела. Кому придет охота ломать, себе ноги, чтобы добраться от Сены до пристани. Мостовая лоснилась, как после ливня, но обе стороны улицы огромные черные дома, казалось, обращали к незрячему небу свои унылые фасады. Только гораздо дальше за набережной, где словно бодрствовали над мраком платаны, поблескивала вода.

Преодолев минутное колебание, Филипп быстро спустился с лестницы и, так как знал, что теперь никто не увидит, бросился бегом, хотя в душе понимал, что он довольно-таки смешон; но, к счастью, широкое авеню было пустынно. Он досадливо пожал плечами. Сотни раз за день мимо нас, совсем рядом, проходят чьи-то чужие жизни, и у каждой своя тревожащая тайна, которую никто нам никогда не выдаст. Куда разумнее держаться собственной судьбы, тоже не обделенной загадками, тоже чреватой тайнами, которых с избытком хватит, дабы насытить даже самое жадное беспокойство. Это соображение само, без зова, пришло на ум Филиппу при виде этой вполне банальной парочки, привлекшей его внимание. Ему-то какое дело до этих людей. Будь он, что называется, «добрая душа», он пошел бы по их следу, как за добычей, добрел бы до их лачуги, записал бы их адрес, чтобы сообщить его в благотворительное общество, однако у Филиппа зрелище вопиющей бедноты вызывало странные приступы стыдливости, граничащие с душевной черствостью. Все-таки он пересек авеню и, осторожно перегнув свой длинный стан через каменный парапет над пристанью, пригляделся и ничего не увидел. Неожиданно поднялся резкий ветер, взмел с тротуара пыль, швырнул в лицо Филиппу, и он поспешил отвернуться, прикрыть глаза. И тут он услышал прежние голоса.

Они шли со стороны пристани, с каждой секундой приближались к Филиппу, но зря он снова нагнулся: ничего не удавалось различить в месиве тумана, плотно укутавшем берег Сены; но когда голоса раздались прямо под ним, он догадался, что парочка движется вплотную к стене. В уме снова мелькнула мысль пойти за ними, более настойчивая, чем прежде, однако он сумел от нее отмахнуться Пустынная, плохо освещенная пристань выглядели зловеще. Судя по тону голосов, мужчина совсем зашелся от злости; женщина, та больше отмалчивалась. Филипп решил следить за ними отсюда, сверху, — здесь его не видно, а если дело обернется плохо, то кликнуть полицейского он всегда успеет.