Облетая солнце - [14]

— Но мне не нужна гувернантка, — запротестовала я, чувствуя, как у меня покалывают кончики ушей от гнева. — Я обещаю, я буду делать уроки.

— Уже поздно. Все устроено! — отрезал отец. — И тебе это только на пользу. Вот увидишь.

О, это было испытанием! Сначала мне нашли ужасную женщину по имени мисс Лемей, но когда однажды вечером в ее постели случайно обнаружилась дохлая черная мамба пришлось искать другую. Три гувернантки сбежали от меня, и еще несколько преподавателей отказались от работы прежде, чем отец понял, что его идея провалилась. Когда за последним наставником закрылись ворота, еще некоторое время жизнь моя казалась безоблачной — больше учителей не появлялось, никто о них не говорил. В глубине души я торжествовала и даже гордилась собой, тем, что так замечательно отстояла свои права. Но не тут-то было. Вскоре после моего дня рождения отец пригласил меня проехаться с ним в Найроби — вдвоем, без миссис О. Я с радостью согласилась, так как единственной альтернативой было остаться с ней дома. Мы поехали на поезде. Отец собирался уладить кое-какие дела с банком. Покончив с ними, мы поехали навестить давнего приятеля отца Джима. Он жил на ранчо в Кикуйи. Мы ехали верхом. Я распевала песни воинов масаи: «Twendi, twendi. Ku pigano»[7]. Когда я устала от собственного голоса, я попросила отца рассказать мне какую-нибудь историю. Вообще обычно он был замкнутый — слова не вытянешь, но становился другим, когда ехал верхом. Тут он был не прочь и поговорить. Иногда он пересказы — вал мне древнегреческие мифы, которые помнил еще со времен обучения в Итоне, — о героях и титанах и о всевозможных богах. При этом намеренно пугал описаниями подземного царства. В другой раз рассказывал о вековой борьбе племен масаи и кикуйю, о жестоких поединках, хитрости и коварстве, о ночных пиршествах с жертвоприношениями. А иногда просто о том, как охотиться и не попасться в когти зверю. Чтобы застрелить разъяренного слона, надо точно попасть ему в лоб между глаз. Иначе, если ты промахнешься, у тебя уже не будет шанса на второй выстрел. Если не повезет и натолкнешься на африканскую гадюку, ни в коем случае нельзя делать резких движений. Надо отступать малюсенькими шажками и ни в коем случае не поддаваться панике. Ну а что касается смертоносной черной мамбы — тут надо бежать без оглядки. Человеку по силам опередить мамбу, но пережить схватку с ней — это исключено. В тот день, когда мы направлялись со станции Кабет на ранчо, отец начал говорить о львах.

— Природного ума у них побольше, чем у некоторых людей, — сказал он значительно и сдвинул на затылок широкополую шляпу.

Обычно для поездок верхом он одевался по-военному: светлая рубашка из хлопка, бриджи песочного цвета, высокие ботинки. В прошлом лощеные и блестящие, предназначенные для прогулок верхом среди лужаек где-нибудь в Британии, теперь они поблекли и потрескались под слоем красной пыли.

— Лев тоже намного смелее и решительнее человека, и он всегда точно знает свою цель, — говорил отец с увлечением. — Он будет сражаться за то, что принадлежит ему, до конца, с любым противником, даже если тот превосходит его силой и размерами. И если этот противник хоть на каплю струсит, все — он мертвец.

Я слушала отца как завороженная. Мне хотелось, чтобы он говорил и говорил, без конца. Мне казалось, что если я буду знать все, что знает он, однажды я стану такой, как он.

— А что если два равных по силе льва сойдутся в схватке за территорию или за самку? — спросила я, затаив дыхание.

— О, они будут наблюдать друг за другом, примериваться, дожидаться удобного случая. Лев всегда более осторожен, когда он видит перед собой равного соперника, но и в этом случае он не повернет назад. Он не знает, что такое страх. Во всяком случае, как мы это понимаем. Он делает то, что ему повелевает его природа, и только так.

— Интересно, а тот лев, который живет у Элкингтона, тоже такой? — спросил неожиданно наш грум Бишон Сингх, индус по происхождению. Он и Кимутаи, помощник отца, ехали с нами, чтобы присмотреть за лошадьми.

— О, этот зверь меня беспокоит, — откликнулся отец. — Я скажу честно. Не дело держать дикого зверя в таких условиях. Это против его природы.

— А мне нравится Пэдди, — сказала я. — Он хороший лев.

Я вдруг вспомнила, как однажды Джим гладил и почесывал Пэдди в моем присутствии, как обычную кошку. Бишон Сингх одобрительно щелкнул языком, поддерживая меня. Но отец горячо возразил:

— Это лишь доказывает мою правоту, — произнес он. — Да, можно взять детеныша в саванне, как это сделал Элкингтон. Можно вырастить его как домашнего питомца, пожалуйста. Держать в клетке, или пусть он бегает на свободе, как Пэдди. Можно кормить его свежим мясом, и он никогда не научится охотиться. Можно чистить его шкуру — он навсегда сохранит на себе человеческий запах. Но всегда надо отдавать себе отчет — это неестественное состояние для дикого зверя, а все, что неестественно, — опасно. Нельзя доверять ненатуральному, фальшивому — оно обязательно обманет. Мы не можем быть уверены, кто перед нами, что в голове у этого существа, и это настораживает. Вы не можете чувствовать себя спокойно с таким зверем. Бедняга Пэдди! Бедняга, — повторил он и с шумом выдохнул через нос, чтобы освободиться от набившейся пыли.