Обитель - [39]

– К кому девочку отправим? – спросил Адриан, посмотрев на малую, сидевшую у окна со своими веревочками. Девочка вся светилась – нравились ей изба, монастырь, Адриан.

– К матушке Марии в приют, – сказал игумен. – Ее бы Варвара взяла, но сейчас Варвара обительскими делами занимается. Но у Марии девочке хорошо будет.

Адриан молчал. Знал он, что у Яги есть такое имя, но сам им никогда не пользовался. И никто из детей, у Яги живших, никогда так ее не называл. Мария. Адриан еще раз посмотрел на малую. Та улыбнулась чему-то, головой сама себе покачала. Маленькие пальцы на секунду сложили полукрест.

– Я бы девочку с собой взял, – сказал Адриан. – Воспитывать.

И сам чуть себя по больной ноге не ударил. Вот так испугался Яги, что даже не подумал, что нужно самому к ней поехать, как с матушкой поговорить, как с отцом. Взять ее за пустые глазницы и порвать мертвое лицо, чтобы оно больше никогда не разговаривало.

– Куда ее. – Игумен на этот раз был гораздо спокойнее. – Тебе сколько лет, девчонка?

Девочка не повернулась, и Адриан потянулся к ней рукой, потер друг о друга пальцы, чтобы привлечь ее внимание. Вот тут малая отреагировала, посмотрела своими большими глазами на взрослых.

– Тебе сколько лет? – спросил игумен. Девочка показала пальцами: «шесть», потом повторила голосом. – Читать-писать умеешь? – спросил игумен.

Ева кивнула, хотя ни писать, ни читать не умела. Письма сестре наговаривала, а брат записывал. Кивнула Ева не потому, что хотела соврать, а чтобы муж не сердился. Она уже видела, когда он хочет, чтобы она кивнула, а когда – чтобы головой покачала. Если мужу было нужно, чтобы она согласилась, он смотрел в сторону, чуть надувал щеку, а если чтобы наоборот, то смотрел пристально и на лбу проступали две новые морщины.

– Ну вот, – сказал муж. – Чему ее у Марии научат?

Ева разговор не слушала, потому что голова была гулкая и пустая. Хотелось прилечь на кровать, обнять мужа и спать. Если не спать, то хотя бы дремать. Ева перекинула новый узелок на нити с левой руки на правую, похлопала глазами, чтобы проснуться, потому что вспомнила сказку про ленивую ткачиху. Совсем Еве не хотелось такой ткачихой оказаться.

А ленивая ткачиха жила в большом селе. Пока другие бабы детей растили, мужей кормили, белье стирали, ленивая ткачиха сидела с прялкой, крутила толстыми руками деревянное колесо. Пока другие бабы рыбу чистили, в церковь ходили, в поле спину гнули, ленивая ткачиха у своей прялки гвоздики перебирала, гнула их туда-сюда, по сторонам заплывшими глазами смотрела. Пока другие бабы дочерям мужей находили, сыновей женили, коз и коров доили, ленивая ткачиха тянула пряжу по прялке, пускала по гвоздикам нити, по колесу пальцы. Пока другие бабы старухами стали, на дворах внуков поучали, в ухо друг дружке сказки рассказывали, ленивая ткачиха ногтем за гвоздик зацепилась, и потянула с нее прялка кожу, стала на колесо наматывать. Хотела ткачиха закричать, а лень ей. Сидит, а кожа с пальца, с руки, с груди, с шеи на колесо слезает, на гвоздях сворачивается. С ткачихи кровь течет, рвется мясо на ней, а она все ленится, глазами вращает. Моргать не моргает – веки с кожей сошли, на колесе повисли. Хотела ткачиха подняться, а поздно. Один скелет от нее остался – все кости, мясо да кожа на гвоздях накручены.

– Митрополит поручил, – покачал головой игумен. – Девочке надо с бабами жить, куда ей с тобой в монастырь?

Адриан помолчал. Первый страх прошел. Надо было добраться до Яги, самому с ней разобраться.

– Вот что, – сказал. – Я малую в приюте оставлю. Но сам хочу на приют посмотреть, с матушкой поговорить. Сам же малую и отвезу туда. Как найти, только скажи.

Игумен Успенского монастыря покачал головой. Ему митрополит строго-настрого наказал девочку у Адриашки забрать, отдать Варваре. Да и не знал игумен точно, где именно Мариин приют находится – к нему нужно было на лодке по озеру добираться, по берегу, а уж видно там его с воды или нужно какие-то метки разглядывать, бог его знает. Игумен детьми не занимался – для этого в церкви матушки есть.

– Ну с Варварой-то дашь поговорить? – спросил Адриан. С ней тоже хотелось повидаться, хотя к матушке Варваре Адриан такой ненависти не испытывал. Била за дело, обижать не обижала. Игумен облегченно кивнул. Тут ему, видимо, никаких прямых указаний не дали, а значит, мог сам решать, что можно, а что нельзя. – Ну и все тогда, – сказал Адриан. – Значит, мы здесь с малой посидим, а как матушка приедет, я с ней поговорю, вместе про девочку порешим. Так?

Игумен снова кивнул. Адриан отвернулся от него, потянулся снова к мелкой. Хотелось посмотреть, что девчонка плетет.

Элеонора вскрыла пакет с «Двоицей», ссыпала в карман таблеток. Наркотика в грузовике было так много, что она боялась, что, если выберется из-под полога, он просто исчезнет. Ей не верилось, что в одном месте его может быть собрано так много.

Снаружи было тихо, поэтому Элеонора осторожно вылезла из кузова, приподняла полиэтилен, огляделась. Во дворе было пусто, и нужно было решать – выбираться через стену или попробовать заглянуть в гараж. Элеонора проверила телефон, перебежала к стене гаража. Тяжелая дверь была закрыта, но вблизи стало ясно, что она не заперта и держится еле-еле. В щель у косяка виднелось сумрачное помещение, заставленное коробками и длинными пластиковыми рулонами. Элеонора слегка потянула дверь на себя, протиснулась в щель, готовая в любой момент броситься назад во двор.