Обитель подводных мореходов - [54]

Прихватив записную книжку, Непрядов выскочил из прокладочной, а затем по отвесному трапу вскарабкался на её плоскую, ограждённую леерами крышу. Здесь выстроились в ряд несколько репитеров. Егор выбрал один из них и прильнул к окуляру.

Чижевский оказался прав: маячная башня действительно видна. Не составило большого труда точно установить визирную линию по центру башни и снять с подсвеченной шкалы репитера пеленг. Дело не новое, прокладку ему приходилось вести ещё в нахимовском, когда они всем классом ходили на шхуне от устья Невы до самых Датских проливов. Вскоре в его записной книжке выросла колонка минут и градусов.

Держась за поручни, Непрядов съехал по трапу, не касаясь ногами перекладин и едва не оседлал Обрезкова, торопившегося на крышу. Подбодряюще шлёпнул Кузьму ладонью по спине и побежал в прокладочную.

Вот и обсервированное место корабля - маленький кружочек на карте с точкой посередине. От неё протянулась уже уточнённая линия курса, Непрядов работал с упоением. Прокладка и прежде, ещё в стенах кабинета считавшаяся любимым занятием, теперь обрела вполне овеществлённый смысл. Больше не существовало тех условностей, без которых не обойтись на обычном уроке. Реальными были море, лениво вздымавшееся за бортом, ориентиры на ближних островах и палуба под ногами. И не требовалось напрягать собственное воображение, чтобы всё это оживить, глядя на городские крыши...

- Егорыч, - просительно прошептал Кузьма, - подбрось пеленжат, а то у меня что-то не получается.

- Сачок, - отреагировал Непрядов, не отрываясь от прокладки, но свою записную книжку всё-таки подсунул ему.

- Первый ком - всегда блином, - пробовал отшутиться Обрезков, на свой лад переиначивая пословицу.

- Егор, - строго прошипел Колбенев. - Ты что, забыл уговор? Пускай сам шевелит мозгами.

- Ну и зануда ты, Вадимыч, - огрызнулся Кузьма. - Тебе что, жалко?

- Это ж только для раскрутки, - успокоил Колбенева Непрядов. - Теперь пеленга вместе брать будем - не отвертится, - и кивнул Кузьме, приглашая вместе подняться на крышу рубки.

Вскоре небо подёрнулось тучами. Заморосил дождь, и видимость в сгустившейся серой мгле стала почти нулевой. Прокладка, к великой радости Кузьмы, дальше продолжалась по счислению.

С вахты сменились незадолго до отбоя. Из прокладочной вышли уже в кромешной мгле. Дождь усилился. В тусклом свете топовых огней видны были мятущиеся дождевые струи, нещадно хлеставшие паруса и снасти. Вода тяжело дышала где-то внизу, временами переваливая через фальшборт.

В носовом кубрике было светло и шумно. На столах ребят поджидали большие медные чайники. В мисках - нарезанный крупными ломтями пшеничный хлеб. Почаевничали и начали укладываться спать.

Непрядов вытащил из сетки подвесную парусиновую койку, расшнуровал её и подцепил на растяжках к подволоку. Подпрыгнув, завалился на неё как в дачный гамак. По соседству с ним расположились на ночлег и Вадим с Кузьмой.

Свет погасили, но долго ещё кубрик не мог угомониться. Слышался возбуждённый шёпот, смешки. Ребята всё ещё продолжали переживать первую в своей жизни ходовую вахту.

Уж который раз Вадим с Кузьмой заставляли Непрядова поведать им о его встрече с Катей. Егор охотно принимался рассказывать, припоминая всё новые подробности. Он так увлёкся, что не заметил, как Обрезков уснул, но Колбенев продолжал с интересом слушать, как бы сопереживая с Егором счастливые минуты свиданий. Потом Колбенев ударился в собственные воспоминания, и Егор также его внимательно слушал. Непрядов искренне обрадовался, когда услышал от дружка, что его Вика поправилась и окрепла за лето, что осенью, по всей вероятности, продолжит занятия в консерватории, что у неё большие творческие планы. Вадим уверял, будто известный дирижёр и профессор предложил ей, как лучшей своей ученице, выступить осенью с сольным концертом. Они прикинули по срокам, что вполне могут успеть на этот самый концерт, как только вернутся в Ригу. Обсудили даже, какие по такому поводу следует взять цветы - конечно же розы. Само собой разумелось, что все трое они будут сидеть в партере на самых видных местах и уж конечно заранее отрепетируют громовые "бис" и "браво" не хуже заядлых клакеров. Их фантазии не было предела. Никто не сомневался, что именно так всё и должно произойти, когда после долгого плавания они ступят на берег.

22

За спокойными Датскими проливами, за ревущими штормами Северного моря и за вечными туманами Альбиона завиднелась Атлантика. Пошла тяжёлая океанская зыбь с амплитудой в десятки метров. Ещё недавно бушевавший в этих широтах циклон сместился к норду, предоставив передышку кораблям и людям. Ветер стих, но водная гладь всё ещё волновалась, - будто океанская грудь, которая никак не могла отдышаться.

Колокола громкого боя сыграли "большой сбор". Курсанты побежали на шкафут. Они строились по правому борту в две шеренги. Все ждали появления адмирала Шестопалова.

Наконец начальник практики капитан третьего ранга Свиридов подал команду "равняйсь". Строй приумолк. И тогда стало слышно, как верещат за бортом чайки, а на камбузе дробно стучит ножом по кухонной доске корабельный кок.