Обитель подводных мореходов - [52]

- Теперь я понимаю, почему его Шустрым назвали, - заметил Егор. - Как он в такой глухоманке отыскал нас - ума не приложу.

- А твой дедушка говорил, что Шустрик уже не раз находил заблудившихся людей, - вспомнила Катя. - Как это я, дурёха, раньше не догадалась! - и она, сморщив носик, передразнила себя.

- Волк, волк...

Егор с Катей пошли за собакой, и вскоре она вывела их на широкую просеку, по которой размашисто шагали деревянные столбы с проводами.

- Ну вот, теперь я и сама дорогу знаю, - обрадовалась Катя.

- Если всё время идти вдоль этой линии, то как раз попадём в Укромовку.

Но Шустрый упорно манил их куда-то в глубину леса. Он так волновался, скулил и тявкал, что невольно пришлось уступить его собачьей прихоти.

Через какие-нибудь полчаса деревья начали редеть и они прямиком вышли к пасеке.

- До чего же умный волчище! - не переставала Катя восторгаться псом. Знает ведь, куда надо вести.

- С таким вот на границе было б легко служить, - предположил Непрядов.

Оба деда встретили их у порога баньки. Побранили за долгое шатание по лесу, но не так чтобы очень - для порядка. Шустрый тем временем с видом исполненного долга растянулся в тени, положив морду на лапы. Он явно был доволен, что в точности исполнил повеление старого хозяина. Теперь же ему перед всеми хотелось выказать и свою не требующую наград скромность - ну так себе, разве что лишняя косточка перепадёт...

Дед Фёдор принялся растапливать рядом с банькой кухонную печурку. Катя помогала деду Фролу чистить грибы, которые решили пожарить на семейной, внушительных размеров чугунной сковородке. Егора тем временем послали на родничок за водой. Прихватив вёдра, он перемахнул через ограждавшую пасеку изгородь и начал сбегать по крутому уклону в овражек: родничок давал о себе знать хрустальным говорком где-то в самой низине. Егор шлёпал босыми ногами по утоптанной тропинке и чувствовал, как леденяще холодна земля на дне овражка: пришлось пожалеть, что не послушался деда и не надел кирзачи. Пробиваясь через заросли злой, кусачей крапивы, он увидал бивший из земли небольшой родничок. Не удержавшись от искушения, припал к нему губами. Глоток-другой и перехватило дыхание, заломило зубы. Егор ошалело и радостно отпрянул. Он готов был поклясться, что никогда прежде не пробовал такой студёной и вкусной воды. Казалось, она и есть та самая, заветная, которая выбивает любую хворь, омолаживает старость и... воскрешает из мёртвых.

В это мгновенье какая-то бесшабашная весёлость нахлынула на него бодрящей, лёгкой волной. И Егор засмеялся, сам не зная чему. Он тихонько произнёс имя своей любимой, потом повторил его ещё и ещё, наслаждаясь смысловым благозвучием слова. Он испытывал приятное ощущение необычайно чистого и нежного колдовства "голубой феи". Это была сказка, неведомо как ставшая явью. Началась она ранним утром и всё ещё продолжалась, обещая самое интересное и таинственное где-то впереди... Хотелось верить, что эта прекрасная сказка не кончится теперь всю жизнь, как никогда, верно, не иссякнет этот самый живой родничок.

Когда Непрядов притащил доверху наполненные вёдра, сковорода вовсю шипела. Запахи неслись такие, что впору было "проглотить" собственный язык. Егор пособил старикам поставить самовар и вскоре они все вчетвером уселись под навесом за стол.

Грибы ели деревянными ложками, то и дело жмурясь от удовольствия и похваливая вкуснейшее жарево. Оба деда перед трапезой пропустили по стопочке и теперь умиротворённо благодушествовали. Завели привычный разговор о медосборах, о том, как лучше всего уберечься от медвяной росы и как извести вредного филанта, "без удержу" истреблявшего рабочих пчёл наподобие того, как волк - овец.

Егор с Катей переглядывались, тайком улыбались друг другу. Между ними сложилась великая тайна, о которой пока ещё никто в мире не знал. Стараясь не вызвать подозрения, они даже не разговаривали между собой, делая вид, что с интересом прислушиваются к разговору стариков. На самом же деле продолжалась их сокровенная, немая беседа, шедшая от сердца к сердцу биотоками их любви... Судьба, конечно же, могла их разбросать за тысячи сухопутных километров и морских миль друг от друга, только уж не в её власти было разлучить их навсегда. Егор знал: как бы далеко и надолго не уходил он в море, душа его всегда будет стремиться к родному причалу Укромова селища, где бьёт из земли родничок, где гуляют во всю небесную ширь летние грозы и где можно "на всю жизнь" заблудиться со своей любимой в лесу...

Опростав ещё по одной стопке, старики повеселели.

- Прости мя, Боже, раба твоего грешного, - крестясь, сказал Егоров дед и вдруг затянул хорошо поставленным басом: "Степь да степь кругом, путь далёк лежит..."

Дед Фёдор, точно дождавшись привычного "грехопадения" своего закадычного дружка, тотчас подхватил дербезжащим баритоном: "... И-и в той степи глухой, за-амерзал ямщик". Со второго куплета, озорно тряхнув золотом волос, запела Катя - у неё оказался на редкость хороший голос. Её охотно поддержал Егор. И уже все четверо они повели в общем благозвучии голосов разговор о бедном ямщике и его верном товарище, которому давался роковой наказ...