Обитель подводных мореходов - [56]

Подошёл мощный вал зыби, и голова Чижевского исчезла, провалилась куда-то во впадину. Мичман подал команду, и курсанты налегли на вёсла.

Чижевского отыскали, когда он уже еле держался на воде.

Его втащили в шлюпку насмерть перепуганного, бледного. Лёжа в корме на рыбинах, он долго не мог отдышаться. Иван Порфирьевич не обронил ни единого слова. Он только потирал волосатую грудь ладонью, будто и ему тоже не хватало воздуха. От его молчания всем стало неловко. Ребята сдержанно переговаривались, поглядывая то на мичмана, то на очумело мотавшего головой Эдьку.

Шлюпка подошла к паруснику под откидной выстрел.

- Шабаш, - хрипло сказал мичман, - по шкентелю на палубу марш.

Ребята друг за другом взбирались по канатам на борт парусника. Егор Непрядов хотел последовать за всеми, но Пискарёв приказал ему и Чижевскому остаться в шлюпке.

Иван Порфирьевич окончательно успокоился. Достав трубку, он приминал пальцем табак и в упор глядел на Эдьку тяжёлым, не предвещавшим ничего хорошего взглядом. Тот невольно съёжился.

- Твое счастье, что жарко. Акула в эту пору на глубине ховается, а то бы - р-раз! - Мичман ребром ладони провел Эдьке по ногам. - Видал я в молодости, как это у неё получается...

Эдька невольно вздрогнул.

Через фальшборт перегнулся Свиридов.

- Иван Порфирьевич, поторопитесь.

Мичман с раздражением кивнул Чижевскому на шкентель и молча показал три пальца. Это означало, что Эдька должен три вечера подряд драить в ахтерпике ржавый балласт. Чижевский тяжело вздохнул, догадываясь, что и с отцом теперь весьма неприятного разговора не избежать. Встал. Подпрыгнув, ухватился руками за пеньковый канат и влез на выстрел - отваленное от борта бревно. Дошёл по нему до фальшборта и спрыгнул на палубу. Проводив его долгим взглядом, Пискарёв попросил:

- Проводи меня, Непрядов.

Он тяжело поднялся и, опираясь на Егорово плечо, шагнул на откидной трап. Вдвоём они медленно стали подниматься на борт.

- Проследи, как он там ржавчину шкрябать станет, - сказал Пискарёв. Что б всё без халтуры: щёточкой как следует, а потом суриком... Лично мне за это отвечаешь.

Егор кивнул.

Шлюпку вновь закрепили по-походному и накрыли брезентом. Отпустив курсантов, мичман отправился на жилую палубу. У самого трапа он глянул по сторонам и торопливо, чтобы никто не заметил, сунул в рот таблетку валидола.

23

Вечерняя духота сменилась прохладой тропической ночи. Ушедшее за горизонт солнце раскалило докрасна западный небосклон, и теперь он медленно остывал под наплывом густых сумерок. В тёмной синеве проступали звёзды. Успокоенное море, как бы глубоко вздохнув, отходило ко сну. Оно чуть всплескивало и ластилось у самой ватерлинии. Такелаж вкрадчиво скрипел, точно произнося заклинания. Мачты осторожно раскачивались и, беспредельно уходя в небо, норовили своими остриями высечь из далёких звёзд искры.

Вот полыхнул метеорит. Сгорая, он косо перечеркнул небосклон и погиб. Но ему на смену загорелся другой, затем третий... Рождался августовский звездопад.

Команде разрешили спать на верхней палубе, и Непрядов с удовольствием перебрался на ночь из кубрика на полубак. Он ворочался на пробковом матрасе, глядя в небесную глубину. Звёзды - они как глаза, и Егор отыскивал в них ту пару, которая могла бы принадлежать его любимой. Он думал о Кате, и ему хотелось читать стихи...

Пo трапу кто-то прогромыхал подкованными ботинками и стал укладываться рядом, потеснив Егора.

- Кому обязан? - полюбопытствовал Непрядов.

- Это я, Егорыч, - сонно позёвывая, отозвался Вадим. - Хотел Кузьму прихватить, а он уже спит.

- Не вынесла душа поэта?..

- Какая там поэзия, внизу хоть топор вешай.

- А здесь, ты только погляди, Вадимыч!

Они лежали и молча глядели на путаницу ярких созвездий, точно видели их впервые. Обоим тепло и покойно засыпать, прислушиваясь к тишине.

Склянки пробили два часа ночи. Сменилась вахта.

- На мостике! - лениво прокричал вперёдсмотрящий. - Ходовые огни горят ясно!

На шкафуте кто-то приглушённо кашлянул. Егор приподнялся и разглядел Пискарёва. Облокотившись на фальшборт, мичман что-то напряжённо высматривал в океане. Так он стоял и не шевелился несколько минут. Внезапно вышедшая из-за туч луна осветила его одинокую фигуру. Тогда боцман переступил с ноги на ногу и словно нехотя отвернулся в теневую сторону. Казалось, он прятал своё лицо от лунного света, чтобы никто не угадал его мысли...

Откуда-то сбоку, сдержанно покряхтывая, подошёл адмирал.

Мичман выпрямился, поворачиваясь лицом к начальству.

- Что не спишь, Иван Порфирьевич?

- Ходил вот... - отвечал Пискарёв как бы в оправдание своей бессонницы. - Балласт в ахтерпике ржавеет. Ума не приложу, что с ним делать.

- Не ночью же об этом думать. Так и самому заржаветь не долго...

- Потому вот и чищу... Когда балласт ржа съедает, его выбрасывают за борт.

- За борт надо выбрасывать дурные мысли, а балласт на корабле вещь необходимая, - назидательно заметил адмирал. - Шёл бы спать, Иван Порфирьевич. А то бродишь по палубе как "Летучий голландец" по морю. Перепугаешь ребят.

- Беды не нашукаю. А вот послушайте-ка, товарищ адмирал, какую байку дед мой когда-то рассказывал на этот счёт. А дед мой - старик знаменитый был, при Нахимове комендором на флагмане служил... Шёл как-то бриг под андреевским флагом. Долго шёл. А командир от скуки над матросами измывался, мордовал их. Ну, прямо житья от него, проклятого, нет. Вот и стала братва молить о встрече с "Летучим голландцем" - всё один конец. Только не выдержали моряки, взяли да и вздёрнули на рею командира. Взбунтовался тут океан, покалечил штормом такелаж и понёс бриг на рифы. Здесь-то и показался во мгле кромешной громадный парусник. Идёт он прямо наперерез и весь как будто изнутри светится. Примета верная, смерть уж недалеко. Надели матросы чистые робы и давай друг с другом прощаться. А когда рифы были уж совсем рядом, они покрестились-помолились, обнялись и запели песню... Поют, а океан будто тише стал, бриг ихний сам собой носом к волне разворачивается. Что за чудо? Глянь, - а за штурвалом стоит призрак... И пока лежала его бестелесная рука на штурвале, все почему-то спокойны были. И вошёл бриг в Золотую лагуну. Опомнились моряки, а призрачный капитан исчез... Так-то вот.