Обитель любви - [13]

4

Амелия не спала. Она слышала скрип ботинок Бада по гравию дорожки и мелодию, которую он насвистывал. «Это единственный человек во всем городе, который выразил сожаление, что папа умер, — подумала она. — Даже Три-Вэ этого не сказал. Мистеру Ван Влиту на самом деле, конечно, совсем не жалко, но все равно ему хватило смелости и великодушия, чтобы сказать эти слова перед лицом всех этих ужасных людей».

В ней смешались чисто женская безутешная скорбь и детское замешательство и растерянность перед несправедливостью жизни. Амелия скорбела по отцу совершенно по-взрослому, лишившись сна и аппетита. После похорон она прониклась сильной и слепой ненавистью ко всему Лос-Анджелесу и лосанджелесцам. «Какой злой и неприятный этот городишко, — думала она. — Я даже рада, что у меня здесь нет друзей». Потом перед ее мысленным взором возник на минуту Булонский лес, и это ее утешило. Она решила, что мадам Дин продаст этот дом, как и дом в Сан-Франциско, где у Амелии были друзья, и навсегда уедет в Париж. В Париже все считали Амелию умной и красивой. Ее жизнерадостность неизменно и повсюду притягивала к ней людей. До смерти полковника она вообще была очень живой и счастливой девочкой. Пожалуй, немного избалованной. Может быть, излишне подчеркивающей родовитость семейства своей матери. Но в ней были и гордость, и преданность, и высокие представления о чести.

Насвистывание Бада затихло, и где-то вдалеке хлопнула дверь. Амелия стиснула тонкие обнаженные руки. Она часто дразнила Три-Вэ его старшим братом. «Какое смешное имя — Бад, — говорила она. — Почему не Гад?» Теперь же она увидела не Бада, а мистера Ван Влита, взрослого человека. «Я вызвала в нем раздражение, — подумала она. — Я ему совсем не понравилась». Подумав об этом, она сама удивилась, что от этой мысли вдруг заныло в груди.

В ней проснулся несчастный, но гордый ребенок, и она с вызовом подумала: «Ну и пусть! Я даже рада, что не понравилась ему. Мама права. В Лос-Анджелесе никто гроша ломаного не стоит».

5

Бад снова пришел в дом Динов из своего офиса в квартале Ван Влита на следующее утро, точно в десять тридцать. Мадам Дин провела его в библиотеку. Бумаги лежали в том виде, в каком он их вчера оставил. Только на этот раз не было черного лакированного ларца.

У окна, поглядывая в сад, стоял какой-то долговязый мужчина. Это был Лайам О'Хара, главный юрисконсульт компании «Южно-Тихоокеанская железная дорога». Высокий, мертвенно-бледный холостяк, живший монахом, так как всю свою жизнь он посвятил железной дороге. Он считал, что служит богу прогресса, а посему позволял себе с легким сердцем лгать, грабить и разорять. Полковник Дин занимался тем же самым, но отчасти оправдывая себя собственным честолюбием, а честолюбие, как известно, всегда ведет людей — и железнодорожные компании — по кривой дорожке.

Когда мадам Дин представила Бада, Лайам О'Хара устремил на него настолько пронзительный взгляд темных глаз, что Бад почувствовал себя неровно уложенным рельсом. Этот костлявый человек олицетворял величайшую власть на западе Соединенных Штатов. Бад успокоился и стал рассуждать хладнокровно. «Я должен победить, — думал он. — Это нужно не только мадам Дин, но и мне».

Она оставила их одних. Оба смотрели, как за ней закрывается дверь.

— Настоящая леди, — сказал Лайам О'Хара. — Помня о тех больших услугах, которые оказал вашему городу ее покойный супруг, мои хозяева пожелали проявить по отношению к ней великодушие.

— Великодушие? Ей принадлежит немалая часть акций их компании. — Бад подошел к бюро, отыскал аннулированную расписку и подал ее адвокату.

Лайам О'Хара не взял расписки. Он открыл сигарницу полковника, вынул сигару и вдохнул ее аромат.

— Гавана! Тадеуш был не дурак пожить роскошно. — Он положил сигару обратно. — А вы еще не задумывались, мистер Ван Влит, над тем, — он скосил глаза на документ, написанный на веленевой бумаге, который Бад держал в руках, — каким образом эта расписка была погашена?

— Наличными.

— Чьими наличными?

— Полковника Дина.

— Мистер Ван Влит, я никогда не любил крутиться вокруг да около. Поэтому сразу представлю на ваш суд факты. Ежегодное жалованье Тадеуша Дина составляло десять тысяч долларов. Неплохая сумма, не правда ли? Но мои хозяева считали, что он этого заслуживает. Когда он пришел на работу в компанию, у него были только незначительные вложения. Семья мадам Дин аристократическая и титулованная, но деньги у них не водились. Вдобавок ко всему Тадеуш жил, ни в чем себе не отказывая. — Адвокат бросил красноречивый взгляд на полки, заставленные томами в кожаных переплетах, на бронзовые статуэтки, на занавешенные бархатом окна, откуда открывался чудесный вид на зеленый сад. — Как вы думаете, каким образом, учитывая все вышеперечисленное, полковник ухитрился оплатить акции на сумму в 150 тысяч долларов?

У Бада перехватило дыхание. Однако он не удивился. Словно он провалился в канаву, о существовании которой знал, но совсем позабыл. «Главное, чтобы вы знали, что папа не являлся настоящим владельцем», — сказала ему Амелия. Странное раздражение, которое вызвала в нем эта девочка, затмило его разум. Он не обратил внимания на ее слова. Только теперь он задумался над ними. Так, значит, полковник был всего лишь наемным служащим? Чтобы он работал в поте лица, перед его носом повесили морковку, как перед ослом, которого заставляют идти вперед. Ему разрешили приобрести акции, за которые, как предполагалось, он никогда не будет в состоянии расплатиться. Бад швырнул расписку обратно на стол. Бумага зашуршала. «Ну конечно, ну конечно, — думал он. — Иначе зачем бы полковнику нужно было выпускать себе мозги?»