Обезьяны - [109]

— Это не искусство, это сраная, вонючая карикатура.

Буснер кивнул и заменил изображение самки на абстракцию.

После поездки в зоопарк Буснер велел Прыгуну собрать как можно больше материалов о людях и других шимпанзеобразных обезьянах.

— Неси все, что сможешь достать, — инструктировал предателя именитый психиатр, — работы по теоретической антропологии, описания полевых исследований, художественную литературу, где есть персонажи-люди…

— «Хуууу» и фильмы тоже, босс?

— Конечно, кинофильмы, телепередачи, документальные ленты, фотографии — все, что есть. Кстати, нам давно пора завести нормальный компьютер — вот тебе еще задание, подключи нас к этой, как ее, Всемирной «уч-уч» паутине, я уверен, новейшие исследования по людям опубликованы в электронной форме. Я хочу иметь перед собой весь доступный материал, буду в нем копаться. К тому же, думаю, Дайкс не откажется принять участие в таком нелепом исследовании, вот нам и лишняя возможность сблизиться по-настоящему.

Делать нечего — Прыгун, на чем свет стоит понося Буснера за сие надругательство над его интеллектом, отправился в лондонские библиотеки и архивы и зарылся в виртуальное пространство. Однако при всем своем отвращении к именитому психиатру и его пациенту, пятый самец был искренне удивлен, обнаружив, какую прорву интереснейшего материала по людям успело за века породить шимпанзечество.

Прыгун доставил боссу классическую работу Роберта Йеркса[111] 1927 года, озаглавленную попросту «Люди», — первое настоящее полевое исследование повадок дикого человека. Прыгун купил все книги Джейн Гудолл о диких людях Гомбе. Прыгун дополз до магазина «Видеосити» у Ноттинг-Хилл-Гейт, купил все четыре фильма из знаменитой серии про космический полет на планету людей и установил в комнате у экс-художника видеомагнитофон и телевизор, чтобы Буснер и Дайкс могли вместе смотреть их, отдыхая от работы.

Прыгун добыл и более труднодоступные тексты — факсимильное издание классической (1699 года!) работы Эдварда Тайсона[112] «Орангутан, или Pongis Silvestris [ «Лесная обезьяна». — Перев.], или же Анатомия пигмея в сравнении с анатомией макаки, шимпанзеобразной обезьяны и шимпанзе», посвященной анатомии человеческой особи подросткового возраста, привезенной из Анголы. Текст Тайсона произвел на экс-художника самое неожиданное воздействие — он высек из серого гранита его сознания искру любопытства. По крайней мере, так это объяснял себе Буснер. А искра воспламенила что-то более глубокое — память о первых встречах людей и западной цивилизации, а может быть, даже филогенетическую память, провалившуюся в разлом, отделивший его прошлую жизнь от настоящей подобно тому, как Центральный разлом в Кении отделил человека от шимпанзе, оставив первого в эволюционном тупике джунглей, а последнему позволив свободно переходить с места на место по сетям разнообразных экосистем, что резко ускорило процесс дифференциации в некогда едином виде, превращенном геологией в аллопатрический.[113]

Острый интерес Саймона к тексту Тайсона был тем более примечателен, что именно со страниц этой старинной работы человек сделал своей первый шаг в западное сознание. Иные критики не стесняясь ставили Тайсона вровень с Везалием[114] и Дарвином.[115] Так или иначе, в своей «цепи творения» Тайсон поместил человека выше готтентотов, тем самым возведя его в ранг полноправного шимпанзе, — однако по достоинству поступок ученого оценили далеко не сразу. Потребовались долгие пятьдесят лет и миф о «благородном дикаре», прежде чем человек стал главной уликой в великом процессе «анатомисты против августйнианцев», который продолжался весь восемнадцатый век.

Буснер, восхитившись страстью, с какой Саймон погрузился в Тайсона, решил не отставать от подопечного и немедленно известил попечительский совет больницы «Хит-Хоспитал», что работает над исключительно важным и интересным случаем.

— Покажу вам по секрету, — настучал он как-то раз по спине Арчера, директора больницы, когда они в столовой чистили друг другу задницы, — мой новый пациент, которого я «чапп-чапп» увел у Уотли из «Чаринг-Кросс», может оказаться самым настоящим открытием. Один-единственный Дайкс с его человекоманией — кстати, она, вероятно, имеет органическую подоснову — способен распоказать нам о природе отношений между сознанием и физиологией шимпанзе больше, чем целый грузовик обычных невротиков.

Будет преувеличением щелкнуть пальцами, что Арчер все это предвидел заранее, но, право же, бывшая телезвезда далеко не в первый раз жестикулировал про Великий Научный Прорыв, и Арчер знал, что сей раз — не последний: пока Буснер успешно поддерживает связи и союзы, которые позволили ему снова всползти на вершину, такое будет продолжаться. Однако любой союз — временный, и тот, кто сидит на высокой ветке, всегда может с нее свалиться.

Итак, Буснер передал свои педагогические обязанности другим профессорам, а номинально вверенных ему больных поручил заботам напористого восьмого рабочего самца, старшего по отделению, который спал и видел, как делает карьеру. В результате диссидентствующий специалист по нейролептикам все дни проводил дома, на Редингтон-Роуд, и выползал в больницу лишь на совершенно обязательные заседания и чистки с ну очень важными шимпанзе.