Разные животные живут на кораблях. Встречаются и совсем необычные, как, например, медведи и даже свиньи. Но чаще всего приживаются собаки, эти старые, испытанные друзья моряков. Правда, все зависит от того, как на это смотрит командир корабля, потому что по Корабельному уставу именно с его персонального разрешения можно держать на борту ту или иную живность.
У нас на «Блестящем» капитан второго ранга Александр Петрович Бандуров сам горячо любил собак, и поэтому наш молодой симпатичный пес Нептун — дворняга, подобранная минером на берегу в Одессе — чувствовал себя на борту эсминца отлично. По тревоге с лаем несся на бак, выполняя роль впередсмотрящего.
В этот вечер, сидя на мягком диванчике и попыхивая сигаретой, Коленька восторженно хвалил собак.
— Нет, что ни говорите, Петр Николаевич, — доказывал доктор грузному, рано облысевшему штурману, — а собака особенное животное. Я всегда замечал, как тянутся к ним матросы, как стремятся они завести собачонку на корабле. Возьмите хоть нашего Нептуна. Как доктор я утверждаю, что с его появлением на борту у матросов меньше стало стрессов.
— Ну почему обязательно собака? — возражал доктору штурман, опорожняя четвертый по счету стакан чая. — Снимает стресс и кошка. Я знаю, что их тоже держат на кораблях. У нас на Севере, где я раньше служил, целое семейство кошек жило на подводной лодке, когда она стояла в базе у пирса. И матросы были довольны, и крыс не было.
— Ну, насчет кошек вы хватили через край, Петр Николаевич. Кошка на борту! Может, на стоянке в базе это и бывает, но в море, когда кругом вода, железо, вибрация, да еще различные электрические и магнитные поля, ей не выжить.
Неожиданно в спор вмешался наш артиллерист — командир БЧ-2 капитан-лейтенант Саша Черкасов.
— Что вы спорите? Когда я служил на учебном корабле, у нас жила кошка и ничего не погибла.
— Ну, Александр Ильич, ты даешь! — Доктор от возмущения чуть не задохнулся сигаретным дымом. — Трави, но знай меру.
— Ей-богу, Коленька, правда. У нас на «Океане» действительно жила кошка, да не простая, а особенной породы — сингапурской. Во время стоянки в Сингапуре ее откуда-то принес на корабль интендант Миша Киселев. Он сейчас на «Бывалом», вы его наверное знаете.
Все с интересом прислушались к разговору.
— Должен вам доложить, друзья мои, — продолжал артиллерист, польщенный всеобщим вниманием, — что такой кошки я никогда не встречал. Маленькая, изящная, шерсточка короткая и очень тонкая. И цвет необыкновенный, двойной. Основной цвет шерсти — кремовый, с коричневыми подпалинами. А глаза, — распалился Черкасов, — глаза, доложу я вам, как у креолки: большие, миндалевидные, медного цвета. А уж игрунья, куда там! На своих коротких, стройных лапках она носилась по палубе, как молния. Ну, командир, понятно, вначале в штыки. Ни в какую не хотел разрешать. Но Киселев его уговорил. Во-первых, попросил разрешения держать кошку только до прихода в Кронштадт, а во-вторых, доказал необходимость присутствия кошки на корабле ввиду большого числа крыс в провизионке.
Вот так киса стала жить у нас на корабле. Нарекли ее матросы Муськой.
Вначале Муська дичилась, сидела в каюте интенданта под койкой. Но через какое-то время оклемалась и стала появляться на верхней палубе. Матросы были довольны больше всех. Каждый старался с ней поиграть. Но особенно был доволен кок Ерофеев. Он справедливо полагал, что кошка поможет ему навести порядок в провизионке, куда все чаще стали наведываться крысы. Всеми силами старался он приласкать Муську, однако та, с удовольствием уплетая кусочки мяса и рыбы, не проявляла никакого желания бороться с тварями.
— Тварь-то тварь, а попробуй она на стоянке убежать с корабля на берег, сам будешь загонять ее обратно на борт, — перебил Черкасова штурман, ехидно усмехнувшись.
— Так это когда бежит с корабля. Это, Петр Николаевич, как говорят в Одессе, две большие разницы, — с жаром проговорил командир БЧ-2. — Все знают, что когда крыса бежит с корабля, жди беду. Другое дело, когда они наводят шмон в кладовке, где хранятся продукты. Тут уж надо с ними бороться. У нас на «Океане» столько их развелось, что старший помощник объявил: кто убьет двадцать крыс, получит десять суток отпуска. Но и это не помогло. А тут такой случай: кошка на корабле. На нее-то кок и возлагал все свои надежды. Правда, многие высказывали сомнение: уж больно мала была Муська. У нас такие крысы водились, видимо еще дореволюционные, что были больше ее раза в два.
Закурив, Черкасов продолжал:
— Вначале все старания Ерофеева были напрасными. Правда, если ко всем Муська относилась ровно и независимо, то кока отличала, питала к нему особую симпатию. Позволяла себя подолгу гладить, мурлыкая от удовольствия. Однако к своим кошачьим обязанностям не приступала. Не той, видно, породы, благородных кровей. А может, у них в Сингапуре кошки совсем для другого дела были предназначены. Пробовали ее натаскивать как охотничью собаку. Подносили дохлую крысу, но она от нее с отвращением отворачивалась. Так, наверное, и жила бы Муська до прихода в Кронштадт, но тут на свою беду проявили инициативу сами крысы…
