Объект Стив - [57]

— Я не знал, — сказал я.

— Теперь знаешь. Я собирался это сказать без сексуального подтекста, но какого черта это значит? Я люблю тебя во всех смыслах. Мы все здесь постгуманоиды, так ведь? И я не боюсь. Ты боишься?

Он показал на полотняную сумку на стене — старый комплект боли Генриха.

«Уздечка», «Потрошитель груди», «Груша».

Он взглянул наверх, в одну из камер на тростниковом потолке.

— Жители «Царств», — сказал он, — вы готовы продолжать шоу?!

Философ заскочил на огонек.

— Ты, — сказал я.

— Я, — ответил он, сверкая новыми зубами.

— Мило, — сказал я.

— Пришлось слетать за ними на север, — сказал Философ. — Обнаружил, что зубнюк Блэкстоун не пошел против меня.

— Механик, — сказал я.

— У нас тяжелый судебный процесс.

— Жаль это слышать.

— Не надо жалеть, — сказал Философ. — Я считаю это естественным продолжением нашего сотрудничества другими средствами.

Он погладил рукой капюшон.

— Зачем ты это носишь? — спросил я.

— Я — человек-«Синий Код».

— Как супергерой?

— Люди побаиваются науки. Это помогает им чувствовать себя комфортнее. Тебе комфортно?

Он достал здоровенный шприц из войлочной сумки.

— Что это?

— Так, реквизит. Люди хотят больше уколов.

— Там какая-то дрянь.

— Да, там какая-то дрянь.

— Что за дрянь?

— Реквизитная дрянь. А теперь не будешь ли ты так любезен позволить мне приподнять на секунду твой халат?

— Зачем?

— Затем, — сказал Философ, повысив голос, чтобы докричаться до микрофонов, — что мне надо взять эту ужасающе огромную иглу и всадить укол в чувствительную головку твоего пениса!

— Нет! — крикнул я.

— Это важно для твоего лечения! — заорал он.

— Пожалуйста, — попросил я.

— Просто верь мне, — сказал он.

Я решил ему поверить. Мне показалось, что он просто сделает вид. Я чувствовал его усталость, какое-то сейсмическое отвращение ко всему этому мероприятию.

Зря мне так показалось.

Наверное, прошло какое-то время. Мне сложно было за этим следить. «Царства» запустили новый проект — круглосуточные постоянно обновляемые новости, только все события происходили как минимум несколько сотен лет назад. «Фальшивый Мессия в Смирне заводит евреев не туда», — гласил один заголовок. «Доклассические ритуалы майя включают галлюциногенную клизму», — гласил другой. Может, все это входило в тренинг по осознанию континуума.

Может, все это входило в план.

Разве не должно было все это входить в план?

Девушка с радикальным бальзамом сказала, что вполне возможно.

Девушка с радикальным бальзамом сказала, что существуют также грандиозные планы насчет моего финала.

— Моего финала? — переспросил я.

— У нас осталось несколько дней, — сказала она. — Бобби дал нам зеленый свет. Движение стопорится, и настает время зеленого света. Зеленый свет будет светом в конце тоннеля. А может, и не зеленый. Он будет Небесным, что в моем понимании — белый. Но это говорят мои предвзятости. Мои предвзятости говорят мной. Но иногда насчет денег они бывают чертовски правы.

— Ну ты и намутила.

— Наоборот, все кристально ясно. Объект Стив должен прийти к удовлетворительному итогу. Итогу всеобщего удовлетворения-насыщения. Для всех заинтересованных сторон. Мне надо, чтобы ты подписал этот отказ от претензий.

Она всучила мне листы на скрепке и шариковую ручку.

— Прочти, как подпишешь, — сказала она. — Ты же понимаешь, что подпишешь в любом случае. Не делай вид, что читаешь, прочти внимательно. Очень важно, чтобы все было кристально ясно.

Я подписал этот отказ, или ордер, или что там она мне подсунула.

Я начал бормотать себе под нос, чтобы девушка с радикальным бальзамом наклонилась поближе.

И воткнул шариковую ручку ей в шею.

На пороге хижины показался Землекоп. Я заметил, как он время от времени заглядывает внутрь и на меня таращится — без слов, только глаза сверкают за прорезью его лыжной маски, — но никогда до этого он не был таким наглым. Теперь он зашел в комнату и остановился около портрета Генриха, написанного маслом по черному бархату. Картина свисала с крюка на тростниковой крыше. «Воитель, Целитель, Мечтатель», — гласила медная табличка.

— Как она? — спросил я.

Он отвел на секунду взгляд, как бы задумавшись, стоит ли говорить.

— Будет жить, — ответил он.

— Почему ты не снимешь свою маску? Я тебя знаю, да? Откуда я могу тебя знать?

— Мне надо тебе сказать, — сообщил он. — Меня попросили вырыть для тебя яму.

— Я умру, когда меня в нее положат?

— Это интересный вопрос.

— Ты на него ответишь?

— Хотел бы, — сказал Землекоп.

Десмонд вкатил несколько накрытых тарелок на сервировочном столике.

— Уверен, что это безопасно? — спросил я. — Я сейчас психопат.

— Я рискну. В любом случае, за нами сейчас наблюдают. Весь мир сейчас-смотрит на нас. Это твоя последняя трапеза.

— Разве не я должен выбирать?

Мой последний чизбургер с беконом был немного чересчур беконовым.

— Ну и как? — спросил Десмонд.

— Вкусно.

— Мы опросили «Царства». «Печеную Аляску»[37] отсекли при голосовании. Можно откусить?

Я оторвал кусочек бургера для Десмонда.

— Вот черт, — сказал он. — Дерьмо какое. От здешней стерильной азиатской пищи меня с души воротит. Знаешь, мой отец был инженером-ароматизатором.

— Я не знал.

— Боже, я помню всех чокнутых ботаников, которые пахали в его лаборатории. Лепили дрянь прикола ради. Один паренек сделал этот соус для стейка. Назвал его «аромат холокоста». Разлил эту срань по бутылкам и…