Объект Стив - [51]

— Во! — сказал я.

— Вы, — сказала девушка с радикальным бальзамом и убрала ладонь из-под куртки.

— Ну что, чудачок, развлекаешься? — спросил парень.

— Клевые баки, — сказал я. — Почти как у моего папаши. Он был капитаном пожарной команды.

— Увлекательнее я в жизни ничего не слышал.

— Полегче, — сказала девушка с радикальным бальзамом. — Знаете, Уоррен — писатель. Блин, вот же тупость. Конечно, вы это знаете.

— Теперь знаю, — ответил я.

— Он, типа, самый известный писатель в мире. Глашатай нашего поколения. В кавычках. Глашатай в кавычках. А поколение — просто поколение. Что бы ни означало.

— Эй, — сказал Уоррен, — я просто делаю свое дело. Если людям это нравится — зашибись.

— Как рыба? — спросил я девушку с радикальным бальзамом.

— Рыба?

— Музыкальный жаргон.

— А, это — нормально.

— Вы что, не помните?

— А у вас что — фотографическая память?

— Как-как?

— Забейте.

— Ладно.

— Иногда я просто не могу поверить, что пошла на эту работу, — сказала девушка с радикальным бальзамом. — Знаете, я чуть не поехала в «ЗаринНет». Это еще один большой дот-ком в пустыне. Окопались в пусковых шахтах. Хотя условия так себе. Не то чтобы здесь намного лучше. Такие люди, как мы… да реально мы, на хер, делаем информационную экономику, а они с дерьмом нас мешают. Сан-Франциско, Нью-Йорк, Гонконг, Брюссель, Тегеран, Перт — везде мои коды. Я просто надеюсь, что смогу еще пару месяцев выжать из всего этого дерьма, пока все не рухнуло к ебеням. Я знаю, об этом уже миллион лет твердят, но скоро все так и случится, помяни мое слово. А на самом деле я бы хотела изучать медицинскую этику. Типа, аморально ли пришивать обезьянью голову к человеческому телу? Или конский член? Или коровье вымя? Или этично ли трахаться с клоном твоего брата, если ты в резинке? Такую вот херню. А тут дико, да? В «Царствах». Вы бы видели, чем они внизу занимаются, что за периметр никогда не выйдет. Бобби — тот еще жутик. Что, кстати, у него за прикол с прикидом? Но у него, я думаю, жизнеспособная бизнес-модель.

— Я просто уверен, — сказал я.

— Слушайте, вы же тот самый умирающий парень. Вы же Рени окучивали, да? Мне кто-то рассказывал. Просто сейчас ее окучивает Бобби. Меня тоже, когда у меня время есть. Мне нравится говорить «окучивать».

— Нормально.

— Кайфы беспонтовые, если позаимствовать старый хипповский термин.

— Ага, — сказал я.

Неподалеку возле кулера стоял с кем-то еще мужик в тесном лайкровом капюшоне. Когда он повернулся прокашляться, я увидел, что это Философ, прикинутый, как аэродинамический францисканец. Он кивнул мне: аминь. Рядом жирный молодой японец в охотничьем жилете, совсем как у Нэпертона, проводил импровизированный библейский ликбез с техперсоналом «Царств».

— Моисей ждал, когда вымрет поколение рабов, — внушал он. — Вот почему они скитались. Они могли бы дойти до Земли Обетованной задень. Даже за несколько часов. Это как «Царства». Мы можем развернуться, и глазом моргнуть не успеешь. Но если не пришло время, то все наши возможности не будут стоить и выеденного яйца. Вы слышали когда-нибудь о Генрихе Ньюаркском?

— Это тот старый упырь на койке? — спросила женщина с вытатуированной на руке бутылкой воды.

— Я имел в виду Моисея.

Парень в жилете отмахнулся от своих протеже и взошел на подиум.

— Меня зовут Десмонд Мори, я Начальник Отдела Персональных Ресурсов, и я говорю вам: «Доброе утро, утро!»

— Добрый день, — откликнулись собравшиеся.

Голоса «Царств» сломанно дребезжали.

— Вечер где-то рядом! — сказал Десмонд.

— Доброе утро, вечер.

— Прошлое перед нами!

— Мы идем, прошлое.

— Будущее прошло!

— Прощай, будущее.

— Сейчас есть…

— Сейчас.

— Сейчас есть…

— Сейчас.

— Я есть…

— Я.

— Я есть…

— Я.

— И кто же вы, во имя всего? — возопил Десмонд, указывая на одного из новозеландцев.

— Не такие ублюдочные пидоры, как ты, — ответил он.

— Аз есмь я, я есмь аз, — выкрикнул кто-то.

— Ей-бо? — спросил новозеландец.

Женщина с бутылочной татуировкой рухнула головой на системную панель.

— Осторожно, мой комп! — заверещал кто-то.

— Я е я, я е е.

— Довольно! — сказал Десмонд, соскочил с подиума и осторожно уложил женщину на пол.

— Ты — это ты, — сказал он, гладя ее по голове. — Моя милая Ей-Бо.

Зал затих, и Десмонд поднялся с женщиной на руках, и пошел сам, и повел нас цепочкой навстречу солнцу.

— Нужно ввести новую политику касательно больничных.

Трубайт стоял над нами на потрескавшемся от жары кургане. Его сетка заскорузла от пота. Солнечные лучи сверкали на металле его окантовки. Бобби не ослеплял. Было похоже, что просто Бог тыкает в него ножом.

— Об этом будет выпущен меморандум, — продолжал он. — Но по сути — никаких больничных.

Кто-то зашипел.

— Слушайте, люди. Прямо сейчас мы находимся на переломном этапе. Забудьте все, что вы слышали о суперсделках. Это всего лишь дымовые сигналы и солнечные зайчики. Ничего осязаемого. Ничего взаимозаменяемого. Я делаю для вас все, что в моих силах, но и вы должны помогать себе. Помогайте себе, работая каждый день. Весь день. Для нас. Для себя. Для «Царств». Они хотят, чтобы мы облажались. Вы слышите? Они хотят, чтобы мы все облажались.

Раздались аплодисменты, и Трубайт взбрыкнул, загребя сандалией пыль.