Объект Стив - [33]

Шрифт
Интервал

— Ребята, которым и вправду нечего терять, просто идут вперед и делают то, что им нужно, Стив. И совершенно точно не толкают по этому поводу речей.

— Ладно, — сказал я. — А что, если я забуду о воротах? Что, если я пойду через лес?

— Тогда нормально, — ответил Олд Голд. — Мой пост тут, у ворот.

— Благослови тебя господь за твой пост, — сказал я.

Я срезал путь, обойдя столовую, и через заросли ядовитого сумаха вылез на дорогу. Теперь все раны покроются сыпью. Ну а почему бы и нет? Какая бесчеловечность скупится на сыпь? Я постоял за воротами, посмотрел на территорию, на тупой конус горы Искупления, которая поднималась над ним. Я так и не понял, что вылечит меня — болезнь или лекарство. И вряд ли узнаю. Я увидел, как Олд Голд молотит кулаками по воротам. Девяносто семь. Девяносто восемь.

Он заметил меня, помахал.

КЛАСС № 5

Пангбурн-Фоллз был призраком самого себя, мертвый городок бурлаков. Я шел по главной улице, бульвару несбывшихся речных надежд, ветхие колониальные дома, труха из вагонки. Древние веранды спускались к помоечным газонам. Погнутые велосипеды, ржавые гантели, вентиляторы без лопастей. Все отцовские мучения с руководствами пользователя заканчивались в этом месте. Здесь покоились мертвые железки. Я услышал тихое ржание, фырканье. Чуть дальше по улице из надувного детского бассейна пила пегая лошадь с белой гривой.

Впереди была заправочная станция, теплое неоновое окно, в тумане вращалась светящаяся вывеска. Рекламировалось нечто под названием «частичное самообслуживание на колонке». Несколько человек с горячим кофе и жареным хворостом стояли около буксировщика.

— Глянь-ка, — сказал один в робе, — нарисовался, не сотрешь.

Я приготовился к бегству. Интересно, у меня получится убегать долго? На другом берегу реки — торговый центр. Парковка, розовая штукатурка, кирпич. Что бы я сделал, если бы добрался туда? Спрятался за вешалками спортивных курток? Умолял бы поваров одолжить мне шапочку продавца сосисок?

Один из тех, кто стоял у буксировщика, мощно перднул.

— Хвост дракона, — сказал он и рванул на ремонтный участок.

— Ну что, урод, как жизнь уродская? — спросил длинноволосый парень в майке с надписью: «Сегодня я сношал лысый череп твоей мертвой мамы. А ты что делал?»

Наверняка по одному каталогу с Пэришем заказывал, подумал я.

— Сказать по правде, устал я от уродской жизни, — ответил я.

Я старался проворковать это по-деревенски.

— Откуда сам? — спросил мужик в спецовке.

— Южнее отсюда.

— С юга, ты имеешь в виду юг города?

— Ага.

— У меня дочка там.

— Сомневаюсь, что ее знаю.

— Ты что, думаешь, я придурок какой-нибудь?

— Нет.

— Я просто даю тебе понять, что симпатизирую.

— Симпатизируешь?

— Рыбка без воды, — сказал он.

— Рыба снулая, — ввернул парень в майке, — готовая под ножик да на филе.

— Да на чо? — переспросил первый. — А, не обращай внимания на Дональда. Он малость трехнутый. Меня зовут Стив.

— И меня так называют, — сказал я.

Стив провел меня через ремонтный участок.

— Швартуйся. Я за кофейком сгоняю. Со сливками?

— Спасибо.

Я заснул прямо в кресле. Потом кто-то растолкал меня. Стив прислонился к верстаку из оружейной стали, заваленному бумажками счетов, и вручил мне кружку с кофе. Я проверил, нет ли на ней рекламы. Видимо, старая привычка. «Автомастерская Стива, — гласила кружка. — Фиксим с эпохи Никсона».

Щеглы.

— Был тут один из вас, ребята, несколько лет назад, — сказал Стив. — Страшен был, как смертный грех. Лил нам в уши всякое дерьмо, типа, как ему не удалось хорошо воспитаться, типа того. Что за хрень такая? От его разговоров голубизной отдавало. Как от субкультуры городских геев.

— Не уверен, что это за хрень, — сказал я.

— Ну, знаешь, я не гомофоб.

— Я не знал.

— У меня братец ведет бисексуальный образ жизни.

— Слушай, — сказал я, — я не знаю, что это все за хрень. Я знаю только, что мне надо обратно в город.

— Совсем как раньше было. Когда у старины Генриха там был концлагерь. Лучше настоящей тюрьмы, если смотреть с точки зрения местного бизнеса. Жалко, что в искюйство полез. Однако, похоже, он еще промышляет здесь. Боже, ну и видок у тебя. Ты знаешь, мой папаша был на Батаане.[25]

— Можно от вас позвонить? — спросил я.

— Ты знаешь о Батаане?

— Кино видел.

— Кино отразило лишь около одного процента всего ужаса, друг мой.

— Тем не менее, суть я ухватил.

— И около трех процентов сути.

— Извини насчет Батаана. Передай папе, что мне очень жаль.

— Обязательно. Ты такой добрый. Вот прямо после обеда схожу на кладбище и расскажу ему о твоих чувствах. Пойдешь со мной, придурок? Телефон вон там.

Я позвонил Фионе.

— Папочка, ты где?

— Детка, я в аду, — сказал я.

— Автобус там есть? — спросила Фиона.

— Автобус тут есть? — спросил я Стива.

— А как же, есть тут автобус, — сказал он.

Фиона по кредитке матери приобрела на пятьдесят три доллара машинного масла, которое ей никогда не пригодится. Стив отсчитал наличные.

— Если бы ты знал о зверствах япошек поболе, — сказал он, — я бы тебе сразу дал денег на билет, Но сам видишь, как мне трудно.

Автобус отправлялся только через несколько часов. И к больнице меня подбросил Дональд.

— Мне все равно в ту сторону, — сказал он, — а тебе, наверное, охота швы себе наложить или типа того. Или гипсовый корсет.


Рекомендуем почитать
Скиталец в сновидениях

Любовь, похожая на сон. Всем, кто не верит в реальность нашего мира, посвящается…


Писатель и рыба

По некоторым отзывам, текст обладает медитативным, «замедляющим» воздействием и может заменить йога-нидру. На работе читать с осторожностью!


Азарел

Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…


Чабанка

Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.


Рассказы с того света

В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.


Я грустью измеряю жизнь

Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.