Обеднённый уран - [64]

Шрифт
Интервал

Это да, руки у меня сильные. Ну а как же иначе, если они у меня и вместо ног тоже. Станешь сильным.

Так что иногда приходится молодёжь выгонять чуть ли не силой, вот этими самыми руками. Они бы тут хоть целую ночь сидели и болтали. Хорошая у нас молодёжь, на самом деле. За неё только взяться как следует.

В последнее время на эти вечера-посиделки ко мне стали приводить и довольно маленьких детей, так что уже приходится заранее задавать темы обсуждения, соблюдать некоторый возрастной ценз. Мама Света шутит, что я отбиваю у неё хлеб. Учитель школьный, дескать, должен заниматься этим, а не ты. А я разве против. Пожалуйста, занимайтесь. Так ведь не занимаетесь же… Учитель школьный. Почему обязательно школьный? Просто — учитель. Есть у тебя чему людей учить — учи. У меня вот вроде бы есть…

Мамочка моя милая.

Удивительно, какое глубокое, мистическое влияние имеет мать на жизнь любого человека. Пока она с тобой, ты всё равно не можешь считать себя полностью самостоятельным и независимым, каких бы успехов ни добился, как бы высоко ни поднялся по общественной или карьерной лестнице. Даже если ты с матерью не в ладах. Даже если у тебя уже давно собственные дети, но где-то в задней комнате ещё жива твоя старенькая высохшая старушка — ты сын, и ты не один. Мать за тебя в ответе. У нас в деревне недавно скончался один мужчина, ему было сорок семь, у него были и дети, и внуки. Так он перед смертью держал за руку свою мать и просил: «Мамочка, я не хочу умирать, сделай что-нибудь!» Да, она ведь привела его в этот мир, дала жизнь — поэтому должна знать, как избежать смерти… А потом ему стало совсем плохо, он понял, что уже всё решено — и тогда выгнал всех, попросил позвать меня. Никого больше не хотел видеть. Попа в то время не было, и я сидел, говорил с ним до самого его конца…

Чую иногда в себе силу неимоверную. Наверное, многое я мог бы сделать. Наверное, мог бы. Не знаю. Но кажется мне так иногда. Это как в том моём сне: бегу с такой скоростью, что захватывает дух. И нельзя останавливаться, только вперёд. Иначе до воды не достать.

Мама Света однажды оставила меня, маленького, во дворе, посидеть на лавочке, позагорать на солнышке. А я, недолго думая, шлепнулся в пыль и пополз к огромной чугунной ванне, что была врыта в землю возле старой нашей яблони. Уже тогда ползал на локтях весьма уверенно. Ванна была полна тёплой дождевой воды, и я туда скользнул, как в родную стихию, почему-то страшно радуясь, но не зная ещё, что человек под водой дышать не приспособлен. Захлебнулся, и, удивленный, стал медленно тонуть, наблюдая угасающим сознанием, как красиво проходят сквозь зеленоватую воду и играют на стенках ванны солнечные лучи. Сейчас, в осмысленном возрасте, я бы сравнил эти лучи с золотыми нитями в ткацком станке, которые, невообразимо прямые, аккуратно ходят взад-вперёд.

Вытащил меня всё тот же старый Дик — засунул морду в воду, нащупал воротник рубашки и легко вытянул меня на сушу. Я кое-как отдышался, отплевался, но даже и плакать не стал, потому что страшно-то совсем не было. Однако мама Света поняла, что произошло, по моей мокрой одежде. «Ну, вот тебе и купель». Ругаться было ни к чему, наказывать некого, так всё и затихло. Но воды я с тех пор опасаюсь. Умом опасаюсь, не сердцем. Плавать толком не умею, разве что барахтаюсь на мелкоте. Не с моими ногами нормально-то плавать. А плавать я ужасно хочу — нырять глубоко и свободно, как рыба — может быть, даже больше, чем ходить. Такое дело…


* * *

В тот ясный апрельский день Илья, в солнцезащитных очках и по пояс раздетый, сидел возле открытого окна. Только что он закончил массировать ноги — привычка, внушённая с детства и совершенно бесполезная, но без массажа обходиться он уже не мог. Илья дышал свежим воздухом, загорал, впитывая прямые солнечные лучи, думал неизвестно о чём. Во всяком случае, точно не думал о том, что сегодня жизнь его круто изменится раз и навсегда. Он знать не ведал, что судьба уже медленно приближается к нему, и до встречи с ней осталось не более пяти минут.

Вот из-за поворота показался человек высокого роста. Одет он был слишком тепло — толстая ватная куртка, жёлтые ватные штаны, наползающие сверху на валенки с галошами почти до самой земли, отчего ноги человека были очень похожи на слоновьи; на голове ушанка. За плечами его висел рюкзак. Всё это было такое грязное, словно человек спал прямо где-нибудь возле дороги или в лесу. А почему, собственно, нет, если это был самый обыкновенный. кто? нищий? бомж? калика перехожий? и то, и другое, и третье. Шёл человек очень медленно, никуда не торопился. Дороги уже просохли, снега давно нет, идти — одно удовольствие. Человек опирался на единственный старый костыль, очевидно, прошедший со своим хозяином немало. Костыль был под левым его плечом и при ходьбе отбрасывался несколько в сторону, описывая плавную дугу. Правая рука человека была свободна, и из кулака вился слабенький сизый дымок.

Когда человек подошёл ближе, стало видно, что он уже очень стар. Может, лет семьдесят ему, или сто. Но как-то вот шёл, и даже довольно бодро.


Еще от автора Алексей Анатольевич Серов
Рассказы

Серов Алексей Анатольевич родился в 1969 году в Ярославле. Окончил Литературный институт (семинар М. П. Лобанова). Член Союза писателей РФ. Автор двух книг прозы. В журнале «Наш современник» печатается впервые. Живёт в Ярославле.


Мужчины своих женщин

Вторая книга молодого ярославского прозаика. Алексей Серов — выпускник Литературного института имени Горького, член Союза писателей России.Герои Алексея Серова с головой погружены в ежедневную жизнь и двигаются в этой среде медленно, с трудом преодолевая мощное сопротивление обстоятельств — всякий раз новых. Вот юноша, пропадающий от одиночества среди своих книг. Он хочет разорвать путы невезения, познакомиться с девушкой — но вместо этого попадает в ловушку времени: счастье только пригрезилось ему… Вот молодой рабочий, жалеющий пьяницу-отца, но вынужденный избивать его.


Рекомендуем почитать
Ошибка богов. Предостережение экспериментам с человеческим геномом

Эта книга – научно-популярное издание на самые интересные и глобальные темы – о возрасте и происхождении человеческой цивилизации. В ней сообщается о самом загадочном и непостижимом – о древнем посещении Земли инопланетянами и об удивительных генетических экспериментах, которые они здесь проводили. На основании многочисленных источников автор достаточно подробно описывает существенные отличия Небожителей от обычных земных людей и приводит возможные причины уничтожения людей Всемирным потопом.


Добро пожаловать в Москву, детка!

Две девушки-провинциалки «слегка за тридцать» пытаются покорить Москву. Вера мечтает стать актрисой, а Катя — писательницей. Но столица открывается для подруг совсем не радужной. Нехватка денег, неудачные романы, сложности с работой. Но кто знает, может быть, все испытания даются нам неспроста? В этой книге вы не найдете счастливых розовых историй, построенных по приторным шаблонам. Роман очень автобиографичен и буквально списан автором у жизни. Книга понравится тем, кто любит детальность, ценит прозу жизни, как она есть, без прикрас, и задумывается над тем, чем он хочет заниматься на самом деле. Содержит нецензурную брань.


Начало хороших времен

Читателя, знакомого с прозой Ильи Крупника начала 60-х годов — времени его дебюта, — ждет немалое удивление, столь разительно несхожа его прежняя жестко реалистическая манера с нынешней. Но хотя мир сегодняшнего И. Крупника можно назвать странным, ирреальным, фантастическим, он все равно остается миром современным, узнаваемым, пронизанным болью за человека, любовью и уважением к его духовному существованию, к творческому началу в будничной жизни самых обыкновенных людей.


Вниз по Шоссейной

Абрам Рабкин. Вниз по Шоссейной. Нева, 1997, № 8На страницах повести «Вниз по Шоссейной» (сегодня это улица Бахарова) А. Рабкин воскресил ушедший в небытие мир довоенного Бобруйска. Он приглашает вернутся «туда, на Шоссейную, где старая липа, и сад, и двери открываются с легким надтреснутым звоном, похожим на удар старинных часов. Туда, где лопухи и лиловые вспышки колючек, и Годкин шьёт модные дамские пальто, а его красавицы дочери собираются на танцы. Чудесная улица, эта Шоссейная, и душа моя, измученная нахлынувшей болью, вновь и вновь припадает к ней.


Блабериды

Один человек с плохой репутацией попросил журналиста Максима Грязина о странном одолжении: использовать в статьях слово «блабериды». Несложная просьба имела последствия и закончилась журналистским расследованием причин высокой смертности в пригородном поселке Филино. Но чем больше копал Грязин, тем больше превращался из следователя в подследственного. Кто такие блабериды? Это не фантастические твари. Это мы с вами.


Осторожно! Я становлюсь человеком!

Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!