Обаятельный плут - [50]

— Честно говоря, мне больше нравится точка зрения индейцев, — отозвалась Макси. — В ней больше душевного здоровья. — Макси с трудом подыскивала слова для определения чуждых английскому языку понятий. — Моя мать умела ощущать цельность природы, просто глядя на цветок или на облако. Когда я видела ее в этом состоянии, я понимала, что такое радость бытия — Она занималась чем-то вроде медитации?

Макси пожала плечами.

— Пожалуй, по-английски это самое близкое определение, но у него немного другие нюансы. Я бы сказала, что она вливалась в поток природы, как капля дождя вливается в реку.

— А вы умеете это делать?

— Когда была маленькой, немножко умела. По-моему, это умеют все дети. В сущности, в этом смысл поэзии Уордсворта. — Макси опять умолкла, подыскивая слова. — Даже сейчас, видя окружающий мир, я иногда чувствую, словно… словно в меня вот-вот войдет энергия земли. Если бы это случилось, я стала бы частью потока природы. — Макси вздохнула. — Но этого никогда не происходит, во всяком случае, не до конца. Наверное, я прочитала слишком много книг и провела слишком много времени среди белых людей, чтобы ощущать полную гармонию с землей. Знаете, как это тяжело; кажется, что цельность — вот она, только руку протяни, но она ускользает. Может быть, когда-нибудь…

— Идея цельности меня очень привлекает — может быть, потому, что я по природе раздроблен, — с горечью отозвался Робин.

— Вовсе нет! Вы так думаете, потому что живете в основном головой. Посмотрите на это семечко и постарайтесь представить себя на его месте. Только делайте это не умом, а душой.

Макси хотела взять Робина за руку, но вовремя вспомнила, что произошло в прошлый раз, когда она пыталась научить его слушать ветер. Вместо этого она подобрала кленовый летун и подбросила его в воздух. Подхваченный ветерком, он золотой бабочкой уплыл с воздушным потоком.

Ее дух устремился за ним, наслаждаясь свободой полета, радуясь скольжению по солнечному лучу. Она ощущала в этом ярком сгустке энергии страстное стремление найти плодородный кусочек земли, где можно будет пустить в землю корни, поднять к небу ветви, стать могучим деревом, дать начало новой жизни.

Когда семечко опять опустилось на землю, к Макси вернулась способность объективно мыслить, и она спросила себя: «Это желание найти свое место и пустить корни, в ком оно — в семечке или во мне самой? Наверное, в нас обоих, иначе дух семечка не нашел бы во мне такого живого отклика».

Из задумчивости ее вывели слова Робина:

— Мне кажется, я что-то понял, Канавиоста. Стремление к единению с природой — это не религиозный экстаз, а способ существования.

— Для вас еще не все потеряно, лорд Роберт. — Макси была рада, что до него дошел смысл ее слов, но ей больше не хотелось говорить о том, что лежало в сокровенной глубине ее души.

— Что это делает Дафид Джонс? — спросила она, кивнув в сторону широкоплечего краснолицего гуртовщика, который в сотне шагов от них занимался каким-то странным делом.

— Он ладит походную кузню, — ответил Робин. — Вы, может быть, этого не заметили, но бычков в дорогу подковывают, чтобы они не сбили копыта. Гуртовщики возят с собой походную кузню, чтобы каждый раз не искать кузнеца на месте.

— Но как же можно подковать животное с раздвоенными копытами?

— На каждую половинку прибивают отдельную подковку. Джонс, наверное, заготовил такие подковки заранее, и ему не надо разводить огонь и их выковывать.

Макси поднялась на ноги.

— Пойду посмотрю, как это делается.

С Дафидом Джонсом, одним из немногих валлийцев-гуртовщиков, которые свободно говорили по-английски, Макси иногда беседовала в пути или на отдыхе. Он говорил с очень сильным валлийским акцентом, и иногда она его не понимала, но все равно любила слушать его мелодичный баритон.

Когда она подошла к Дафиду, он спросил:

— Может, поможешь мне, парень? Макси с сомнением посмотрела на группу бычков, которые мирно паслись поблизости.

— Не знаю, какая вам от меня будет подмога, сэр. Я никогда не работал в кузне и не подковывал бычков. Вам, наверное, нужен помощник покрупнее.

— От тебя только и потребуется, что подавать мне подковки и инструменты, — сказал Джонс, показывая на заготовки. Потом он раскрутил над головой аркан и накинул петлю на бычка, которого пастушьи коротконогие собаки отделили от стада. Когда петля почти опустилась до земли, Джонс резко затянул ее на ногах бычка и дернул. Тяжелое животное рухнуло на землю со скорее удивленным, чем негодующим ревом.

Макси подала гуртовщику подковку, и он быстро прибил ее на место, загибая шляпки гвоздей за край копыта и при этом еще удерживая бьющееся животное. У этого бычка требовалось заменить только одну подковку, и его быстро отпустили. Он вскочил на ноги и побежал на пастбище, негодующе размахивая хвостом с кисточкой. Так же легко Джонс разделался и с остальными бычками. Из трактира доносилось пение, которое как бы сопровождало опускавшееся за горизонт солнце. Макси подавала Джонсу то подковки, то гвозди, то молоток, удивляясь, как долго в Англии длится день. Странно подумать, что она сейчас находится значительно севернее, чем в Америке, хотя зимы в Англии гораздо мягче американских.