Обасутэяма — гора, где оставляют старух - [2]

Позднее я вновь обратился к этой книге, но с совершенно иной целью. В ней были собраны почти все стихотворения поэтов, воспевавших в разные времена любование луной на горе Обасутэяма, и меня заинтересовало, как поэты отображают свои ощущения в хайку и танка.

В книге была подборка хайку из книг «Обасутэ и листья лотоса», «Сбор водяного риса», написанных Басё, Бусоном, Исса и многими другими выдающимися поэтами. Были представлены и танка на эту же тему поэтов Цураюки, Сайгё, Санэтомо, Садамэ, Норинага.

Но из всех этих хайку и танка наибольшее впечатление произвело на меня стихотворение из «Ямато моногатари». Его сложил юноша, который, оставив мать на горе Обасутэяма, вернулся домой и увидел луну над вершиной той самой горы:

О Сарасина!

Я любуюсь луной

Над Обасутэ-горой,

Но тревога в сердце моем

Не проходит.

Я не стану касаться достоинств или недостатков самого стихотворения. Оно не просто воспевало очарование лунного света. В нем ощущалась скрытая личная трагедия. Безусловно, здесь не все идеально с точки зрения строгих канонов японской классической поэзии, но танка потрясла меня своей неизбывной печалью сильнее, чем любое другое стихотворение, воспевающее красоту лунного света на горе Обасутэяма. Так тема предания, запечатлевшаяся в моем сердце еще в отроческие годы, теперь вновь напомнила о себе в поэтической форме.

* * *

Откровенно говоря, долгие годы мне были неизвестны подробности, связанные со станцией Обасутэ и ее окрестностями. Правда, я бывал в этих краях, но проезжал их большей частью ночью, а когда это случалось днем, не обращал на нее внимания и никак не связывал ее с горой, где оставляли старых людей.

Вспомнить о предании меня заставила мать.

Однажды по какой-то неясной для меня поначалу причине она заявила:

— Говорят, с горы Обасутэяма луна кажется особенно красивой. Может, поэтому старые люди даже радовались, когда их бросали в этом замечательном месте. Я бы с удовольствием последовала этой традиции, если бы она сохранилась. Жить одной прекрасно! Можно даже примириться с мыслью, что тебя бросили на произвол судьбы.

В тот год матери как раз исполнилось семьдесят лет. В комнате помимо меня были мои младшие братья и сестры. Они буквально остолбенели, услышав от нее такое. Жизнь после войны была трудная, многого не хватало, и взаимоотношения в семьях приобретали подчас напряженный характер, нередко возникали ссоры между родителями и детьми. Не была исключением и наша семья. И все же между нами ни разу не произошло ничего такого, что могло бы послужить для матери поводом к уходу из дома. Наверное, она вспомнила по какой-то ассоциации о предании, согласно которому старых людей по достижении семидесяти лет уводили в горы, и, будучи по натуре гордой и независимой, вознамерилась бросить своего рода вызов семье, где после войны было не все ладно.

Как и у старухи, изображенной на первой странице детской книжки, у матери были седые волосы и молодое, без единой морщинки лицо. Некоторое время я глядел ей в лицо, будучи не в силах вымолвить ни слова. Моя мать всю жизнь терпеть не могла стариков и вот сама достигла почтенного возраста. Мне стало жаль ее: сознавая свой возраст, она, видимо, решила ему не поддаваться.

Именно с той поры я не мог равнодушно воспринимать все, что связано с горой Обасутэяма в Синано.

По роду моей репортерской работы мне часто приходилось разъезжать, в Синано я бывал по нескольку раз в год. Проезжая по центральной железнодорожной линии мимо затерявшейся в горах станции Обасутэ, я невольно окидывал взглядом раскинувшуюся далеко внизу равнину и извивающуюся по ней, словно змея, реку Тикума,[3] отливающую холодным блеском.

Иногда я ездил по линии Синано — Этиго. Близ Токура она проходит как раз по той самой равнине. Через окно вагона я мог видеть лишь красные черепичные крыши станции Обасутэ и, обшаривая взглядом окружающие горы, пытался разглядеть ту, где, по преданию, оставляли старух. Меньше всего она привлекала меня как прекрасное место для любования луной, хотя я и понимал, что луна, плывущая в прозрачном небе Синано над обширной, залитой голубым светом равниной, которую пересекают реки Тикума и Саи, представляет собой величественное зрелище. На меня, видевшего во время войны полную луну над бескрайними дикими равнинами Маньчжурии, это вряд ли произвело бы сильное впечатление.

Всякий раз, когда я проезжал там, мне начинало казаться, что где-то близ Обасутэ сидит моя старая мать.

А однажды мне внезапно почудилось, будто я сам бреду по горам и несу на спине свою мать и происходит это не сейчас, а в далеком прошлом, когда в этой местности еще не было никаких жилищ, а вокруг простиралась дикая, безлюдная равнина. И так же как на картинке в детской книжке «Обасутэяма», все заливал голубой лунный свет, лишь тени — моя и матери — казались черными, как пролитая на землю тушь.

«— Куда ты меня несешь? — спросила мать. Ей было за семьдесят, тело усохло и казалось невесомым, но я смертельно устал, потому что уже долго бродил по этой местности, неся ее на спине.

— Остановимся здесь, я построю для тебя хижину, — предложил я.