Капитан Андрей Платонов растерянно вертел в руках предписание об убытии к новому месту службы. Столь долго ожидаемое, наконец, свершилось и теперь он должен отправиться туда, где ждет его новая жизнь. Жизнь, в которой успех задуманной научной работы так же призрачен, как и здесь, на арктическом острове. Но если остров стал для него родным, это он особенно почувствовал в час расставания с сослуживцами по дивизиону, то там, в новой жизни он чужой и сумеет ли стать своим, еще только предстоит доказать…
Тревожное чувство хрупкости происходящего постоянно держало Андрея в напряжении. В реальность наступающих перемен он не верил ни на теплоходе, старом, добром «Ильюше», навсегда разлучившем его со скалистыми кильдинскими берегами, ни в поезде, мчавшем сквозь оживающую от долгой зимы природу с Крайнего Севера на Крайний Юг. Ему всё время чудилось, что вот сейчас откроется дверь купе и проводник вручит срочную телеграмму с отзывом к прежнему месту службы. Он понимал, что этого не может быть, но внутренне с тревогой ждал невероятного. Сходили на своих станциях попутчики, их места занимали новые люди. Бегло знакомились. Вели пустячные дорожные разговоры «за жизнь», а его Платонова, так никто и не возвращал…
Наконец однажды утром, устало лязгнув тормозами, состав дернулся, осел и затих. Яркое солнце слепило глаза. Вдоль перрона шумно спешили носильщики с тележками, бежали, отчаянно жестикулируя и гортанно перекрикиваясь, смуглые люди. Протяжная музыка неслась из динамиков. Перед серым приземистым зданием вокзала важно помахивали слегка пожухлыми кронами остролистые пальмы. Было непривычно тепло.
— Ну вот, мы и на Востоке, — улыбнулся Андрей симпатичной попутчице армяночке Лиде. Как там у Есенина: «Не водил в Багдад я караванов…»
Лиду встречал муж Вагит — веселый красавец. Эта пара искрилась счастьем и невольно притягивала к себе внимание окружающих. От общения с ними тревога, всю дорогу цепко державшая Платонова в напряжении, внезапно исчезла.
Вагит категорически заявил, что берет Андрея под свою опеку:
— Сейчас устроим тебя в гостиницу, а потом едем к нам.
Андрей попытался, было, возразить, но ребята замахали руками и, перебивая друг друга, объяснили, что он гость, и по восточным обычаям, хозяева не могут оставить его одного в незнакомом городе.
Разбитая «Волга» мчалась то по узким мощеным улочкам, настырно карабкавшимся наверх, то по широким ухоженным проспектам. Таксист, небритый азербайджанец, узнав, что один из пассажиров, Андрей, впервые в Баку, решительно взял на себя роль гида. Он, оживленно жестикулируя, бросал баранку, дергал Андрея за рукав, тыча рукой в какое нибудь здание или памятник, мимо которого они в данный момент проносились. Не останавливаясь, мчал на красный свет.
Уловив беспокойство Андрея от головокружительной езды, таксист расплылся добродушной улыбкой:
— Нэ волнуйся, друг! Довезу нэврэдымым, как спелую хурму. Я же майстэр!
— Но ведь прешь на красный, — возразил Платонов, — так можно выскочить на встречную машину.
— Нэ-ээ! — довольно сощурился таксист, — нэ можно.
— Почему это? — изумился Платонов.
— Потому, дарагой, что там, — он кивнул в сторону поперечной улицы, — едэт тожэ майстэр!
И от души расхохотался.
Лидина мама, Сулико Рубеновна, искренне обрадовалась Андрею. Это была статная женщина лет пятидесяти, с осанкой кавказской княжны, красивым матовым лицом, копной седых, аккуратно уложенных волос и изящными руками пианистки. Просторная квартира со вкусом меблирована. В столовой над небольшим камином висел портрет мужчины в профессорской мантии.
Перехватив взгляд Андрея, Сулико Рубеновна пояснила:
— Это мой муж, Лидочкин папа. Художник, наш друг, изобразил Ашота Вартазаровича в день присуждения ему ученого звания профессор. — И, вздохнув, добавила: — Ашот умер, когда Лидочке было всего три годика…
— Мама у нас тоже профессор,— начала, было, Лида, но Сулико Рубеновна повелительным жестом прервала дочь:
— Ну-ка, молодежь марш на кухню! Займитесь кулинарией и дайте нам с гостем спокойно посплетничать.
Узнав о назначении Андрея в военно-морское училище, Сулико Рубеновна обрадовалась. После университета она преподавала там химию и училище считала своим. Очень хорошо отозвалась о моряках. Не без гордости сообщила, что Лида два года назад с отличием окончила институт нефти и химии и сейчас учится в аспирантуре, а Вагит, потомственный нефтяник, выпускник того же института, но тремя годами раньше. Работает начальником смены на нефтеперерабатывающем заводе. По национальности азербайджанец, родом из Сумгаита. Предугадав вопрос Платонова, Сулико Рубеновна сказала:
— Ребята любят друг друга и о том, что они разной веры, Лида — христианка, а он мусульманин, даже не вспоминают. Баку многонациональный город и смешанные браки здесь давно не редкость.
— Я так считаю, — доверительно продолжила она, — и армянский и азербайджанский народы на нашей земле дружно жили всегда, и, даст Бог дальше будут жить в дружбе и согласии.
Увы, в тот раз мудрая женщина ошиблась. Спустя много лет Платонов узнал от Вагита, приезжавшего на несколько дней в Севастополь, жестокую весть. Сентябрьским вечером 1988 года, во время изуверской армяно-азербайджанской резни, охватившей тогда республику, Лида была зверски убита в подъезде своего дома. Этого горя Сулико Рубеновна не перенесла. Она скончалась через месяц после страшной трагедии. А Вагит с семилетней Сулико навсегда уехали из Баку на нефтяные промыслы Сургута.
