О Жизни Преизбыточествующей - [87]

… On attaque la piete dans le coeur, on en ote Tame qui donne la vie; on dit que Г amour de Dieu n’est pas necessaire au salut… Voila le mystere d’iniquite accompli [393].

— Завершена тайна беззакония! А в 14–ом письме читаем по поводу того, что можно, согласно некоторым казуистам, убивать свидетелей, свидетельство которых могло бы опорочить собрание духовных лиц: «Ou en sommesnous, mes Peres? Sont–ce des religieux et des pretres qui parlent de cette sorte? Sont–ce des chretiens? Sont–ce des Turcs? Sont–ce des hommes, sont–ce des demons?» — «Где мы, о мои отцы? Говорят ли это духовные лица? священники? вообще, христиане ли это говорят? или, вернее, демоны?»

С волнением читаешь эти Письма. Это — борьба оружием правды и негодование против сильной партии, в распоряжении которой были огромные рессурсы и поддержка власть имущих. Цитаты точные (много поколений после Паскаля их проверяло). Они не искажены нигде, нигде их смысл не изменен, не подменен; кое–где есть сокращения и конденсация. Конечно, эта тенденция — снижение нравственного требования — не характеризует деятельности всех членов тогдашнего иезуитского ордена, среди которых было много и праведных и святых, но она характеризует путь, по которому он шел в середине 17–го века в лице ряда своих представителей (впрочем, не все казуисты, цитированные Паскалем, были как указано иезуитами, но они задавали тон) — для приобретения и умножения своего влияния. Для этого нужно было пойти навстречу греху — не обличая грозно и прощая затем, требуя прежде всего искреннего покаяния и с любовью принимая кающихся, а снижая нравственный диапазон, применяясь к настроенности себялюбивых и сластолюбивых светских людей, не желающих ни каяться, ни изменять своей жизни со всеми ее греховными привычками и светским предубеждением. Капитуляция проповедников Слова Божия перед Маммоной.

Впечатление от «Провинцальных писем» было потрясающее. Через два года после их выхода в свет парижские кюре осудили практику казуистов, а через 20 лет — в 1679 году — многие из доктрин казуистов были осуждены Папским Престолом.

«Провинциальные письма» были жесточайшим ударом по авторитету и репутации иезуитского ордена, но это было не только актом защиты правды и нравственного закона, но и величайшей услугой, оказанной всему христианскому миру и Католической Церкви, более того, самому иезуитскому ордену. Тяжелое нравственное потрясение, уменьшение его престижа (а в 18–ом веке и ряд гонений, которым он подвергся в большинстве стран Европы) помогли иезуитскому ордену преодолеть опасный соблазн, увлекавший его по пути слишком большого приспособления и обмирщения, и очиститься духовно. Теперь он часто являет примеры чистого и мламенного служения Правды Божией, Высокой праведности христианской и истинного христианского подвига и служение любви.

Для нас же, через 300 лет после этих событий, «Провинциальные письма» не только памятник тонкого остроумия и изумительного, то исполненного юмора и диалектической игры, то бурного, дышащего пафосом красноречия, но и памятник борьбы за правду. Один или почти один (только группа друзей стояла за него), без могущественных союзников, без достаточных материальных средств, он начал борьбу и победил: во имя нравственного закона.

5

Но Паскаль нам еще гораздо ближе в своих «Мыслях». Здесь он нам особенно близок. Это — плод всей его краткой 39–летней жизни, и здесь печать его гения сияет особенно ярко. Это — не писательство, это — свидетельство, это — почти что крик, это — внимательное и полное добросовестности (и ужаса) рассмотрение и изучение того, что для нас всего важнее. Это тонкий и беспощадный анализ самой ткани жизни, ткани человеческого бытия.

Человек затерян. Он — маленькая точка среди моря охватывающей его бесконечности, среди двух окружающих его бесконечностей — бесконечности вверх и бесконечности вниз. «Tout се monde visible n’est qu’un trait imperceptible dans l’ample sein de la nature. Nulle idee n’en approche. Nous avons beau enfler nos conceptions au dela des espaces imaginables, nous n’enfantons que des atomes, au prix de la realite des choses. C’est une sphere infinie dont le centre est partout, la circonference nulle part … Que l’homme … se regarde comme egare dans ce canton detourne de la nature; et que, de ce petit cachot ou il se trouve loge, j’entends l’univers, il apprenne a estimer la terre, les royaumes, les villes et soimeme a son juste prix. Qu’estce qu’un homme dans Finfini?  [394]

А если взглянуть по линии «нисходящей», раскрываются в бесконечно малом новые бесконечные миры — «une infinite d’univers, dont chacun a son firmament, ses planetes, sa terre» «бесконечность вселенных, каждая из которых имеет свой небосвод, свои планеты, свою землю» — а в каждой точечке, в каждом «клеще» (ciron) этой новой «земли» раскрываются опять бесконечные пространства и мироздания, и солнечные системы, и планеты, земля, а на ней опять «клещи» и так далее без конца. Мысль человека теряется, путается между двумя этими безднами, «entre ces deux abimes de Tinfini et du neant, il tremblera dans la vue de ces merveilles» (между этими двумя безднами, бесконечности и небытия, он будет потрясен при виде этих чудес).