О Жизни Преизбыточествующей - [88]

Но что более страшно, еще более остро и болезненно касается нас, это всеобщее ускользание. Все проходит, несется в каком–то потоке и мы вместе с ним. Самая ткань жизни составлена из преходящести. Даже мысли свои мы «теряем», они ускользают от нас иногда прежде, чем мы смогли сформулировать их. Но это даже поучительно, поучительнее, чем сама «утерянная» мною мысль: ибо это напоминает мне о моей слабости и моем ничтожестве. — «En ecrivant та pensee, elle m’echappe quelquefois; mais cela me fait souvenir de та faiblesse, que j’oublie a toute heure; ce qui m’instruit autant que та pensee oubliee, car je ne tends qu’a connaitre mon neant». [395]

— «Ибо я стремлюсь только познать свое ничтожество».

Но это совершается не в холодно–равнодушном исследовании. Тона трагизма, боли прорываются в ткань мысли и освещают более ярким светом пропасть. Мы бежим беспечно к пропасти, держа перед собой заслонку, чтобы не видеть пропасти. («Nous courons sans souci dans le precipice, apres que nous avons mis quelque chose devant nous pour nous empecher de le voir». Тем не менее последний акт — кровавый, как бы ни была прекрасна вся комедия. Бросают немного земли на голову и — конец… («Le dernier acte est sanglant, quelque belle que soit la comedie en tout le reste: on jette enfin de la terre sur la tete, et en voila pour jamais»).

Но уже независимо от конца, ужасно само умирание при жизни, в самой жизни, в самом процессе жизни. Терять, терять; ускользает все, постепенно и безвозвратно. «C’est une chose horrible de sentir s’ecouler tout ce qu’on possede». — «Ужасно чувствовать, как утекает все, чем мы владеем». Или другой образ: под нами все колеблется, все неустойчиво, все зыбко. Мы хотим на этом основании построить башню, подымающуюся до небес, но земля разверзается под нами до основания. Или мы плывем по необъятному морю, гонимые ветром, и негде нам пристать, хотели бы остановиться и — не можем! «Nous voguons sur un milieu vaste, toujours incertains et flottants, pousses d’un bout vers l’autre. Quelque terme ou nous pensions nous attacher et nous affermir, il branle et nous quitte; et si nous le suivons, il echappe a nos prises, nous glisse et fuit d’une fuite eternelle. Rien ne s’arrete pour nous … Nous brulons de desir de trouver une assiette ferme, et une derniere base constante pour у edifier une tour qui s’eleve a Tinfini; mais tout notre fondement craque, et la terre s’ouvre jusqu’aux abimes». [396]

— «Все наше основание колеблется, и земля раскрывается до бездны».

Человечество несчастно и жалко, особенно еще и потому, что оно старается закрыть глаза на истинный смысл своего положения. Свое жалкое существование оно прикрывает и скрывает от собственных глаз пышными одеждами условностей. Сила прикрывается правом; но само это право есть только узаконенная сила. «Ne pouvant faire qu’il soit force d’obeir a la justice, on a fait qu’il soit juste d’obeir a la force; ne pouvant fortifier la justice, on a justifie la force, afin que la justice et la force fussent ensemble, et que la paix fut, qui est le souverain bien» [397]. Само право это подчинено условностям. «Я могу вас убить, потому что вы живете на той стороне реки; если бы вы жили на этой стороне, то это было убийство, преступление, а так это — подвиг!» Только силе принадлежит власть. Поэтому–то облекаются судьи в пышные одежды во время судотворения, чтобы своему бессилию придать видимость мощи, чтобы импонировать воображению. Это, конечно, заострено до парадокса, но влиянию воображения в государственных делах Паскаль посвящает ряд остроумных замечаний. Пышность королевского двора есть также драпировка силы (и вместе с тем и общечеловеческой бренности) под видимостью, действующей на воображение. Но право и правда, может быть, принадлежат большинству количественному? «Pourquoi suiton la pluralite? estce a cause qu’ils ont plus de raison? non, mais plus de force». — «Почему следуют большинству? потому ли, что оно более право? нет, потому что у него больше силы».

Но Паскаль больше останавливается на самой основной, внутреннейшей ткани нашей жизни. К ткани человеческой жизни принадлежит стремление рассеяться, развлечься, отвлечься — le divertissement. Только благодаря тому, что мы развлекаемся, можем мы забыть об основном несчастии и абсолютной текучести нашего положения. Это дает нам силу жить. Без развлечения мы были бы совершенно несчастны, а развлечение ослепляет нас, не дает нам возможности подумать о нашем несчастьи. Без развлечения начинается тоска, не скука только, а именно тоска, так можно толковать Паекалевский термин «ennui». Самая структура, самая ткань жизни обесценена. Присматриваясь к ней поближе, мы несчастны. Развлечение спасает нас от этой вторгающейся тоски, от этого подымающегося из глубины жизни сознания пустоты жизни. «Rien n’est si insupportable a l’homme que d'etre dans un plein repos, sans passions, sans affaires, sans divertissement, sans application. II sent alors son neant, son abandon, son insuffisance, sa dependance, son impuissance, son vide. Incontinent il sortira du fond de son ame Г ennui, la noirceur, la tristesse, le chagrin, le depit, le desespoir»