О Жизни Преизбыточествующей - [85]

При этом можно выбирать то мнение, которое более соответствует мирским интересам клиента. — А как же быть, если моральные мнения новых казуистов окажутся не в соответствии с моральным учением отцов Церкви? — Отцы устарели, они были хороши для своего времени, они важны для людей, занимающихся вопросами догматического богословия, но «мы, которые управляем совестью людей, мы их мало читаем» и руководимся новейшими казуистами. Вот пример: казуист Диана пишет: «Владеющие церковными бенефициями обязаны ли вернуть Церкви свои доходы, которыми они недостойно пользуются? Древние отцы говорят, что да, но новые моралисты говорят, что нет. Будем же придерживаться этого мнения, которое избавляет нас от необходимости возмещения» («Ne quittons done pas cette opinion que decharge de l’obligation de restituer». — «Вот чудные слова, воскликнул я, и весьма утешительные для многих людей!» («Voila de belles paroles, lui disje, et pleines de consolations pour bien du monde») [390].

Другой метод облегчения совести, очищение ее от греха без того, чтобы было необходимо отказываться от совершения греховного поступка, способ сохранить поступок или греховную привычку, но с тем, чтобы они больше не вменялись в грех, не были больше греховными, это — метод «направления намерения» ((diriger Tintention). Можно совершать безнравственный поступок, сохраняя себя чистым: нужно только свое намерение устремить на то, что в этом поступке само по себе не греховно. Может ли сын желать скорейшей смерти отца? — Да, если только его желание устремлено не на самую смерть отца как таковую, а на связанное с нею наследство. — Могут ли слуги исполнять разные преступные и морально грязные поручения, данные им их господами, не впадая в грех? — Да, если их намерение устремлено не на самое поручение, а только на плату, связанную с его выполнением.

Можно ли драться на дуэли (это особенно важный вопрос!), которая ведь строжайше осуждена и церковными, и гражданскими законами? Ибо из–за сущих пустяков, мнимого оскорбления светской чести, люди высших классов убивали друг друга в огромном количестве. Это было вроде поветрия во многих странах, при многих дворах Европы. Это было и против Слова Божия, и против Церковных постановлений, и против интересов государства, и гражданская власть с этим усиленно боролась. А не вызвать на дуэль или не принять вызова на дуэль роняет честь, вредит положению в свете, есть поэтому вещь совершенно невозможная, и никакой духовник не сможет этого требовать. Нужно разобрать, расчленить, и тогда не получается греха. «В самом деле, есть ли грех в том, чтобы отправиться в поле, там гулять взад и вперед, в ожидании прихода другого человека, и, наконец, защищаться, если на вас нападут? И стало быть, поступающий так нисколько не грешит, ибо это не значит, что он принял дуэль, раз его намерение было направлено на другие обстоятельства». «Так учит наш великий Hurtade de Mendeza», говорит казуист — собеседник Паскаля, и это место из его книги приводит и казуист Диана (р. 5, tr. III, г. 99).

— Но ведь это не значит разрешать дуэль, а напротив, бояться произнести слово дуэль! — Вы правы. Но есть более определенные места у казуистов, указывающие, что раз можно с оружием в руках защищать на войне свою жизнь, а также защищать против грабителя свою собственность, то тем более можно защищать свою честь, т. к. честь дороже и жизни, и жизни, и имущества. Можно это найти у о. Layman’a, у Hurtade, у Sanchez’a и др. Но нужно, чтобы намерение участника дуэли было направлено не на смерть врата, а на защиту своей чести и своего имущества. Sanchez говорит об этом (Theologia Moralis 1. 2. с. 39 п. 7) следующими словами: «Очень благоразумно говорить, что человек сражается на дуэли, чтобы спасти свою жизнь, свою честь или свое имущество (в значительном количестве), когда известно, что хотят несправедливо их отнять у него судебными процессами и разными крючкотворствами и что нет другого средства, чтобы их сохранить».

Мало того — некоторые казуисты признают, что можно, не погрешая против совести, убить и судью и неправедных свидетелей, если они угрожают нашему доброму имени. Так говорит, напр., казуист Эммануэл Са. (Et il confirme encore au meme lieu qu’on peut tuer et temoins et juges). Но, конечно, при этом нужно «направлять намерение». Более того, «я имею право, согласно самым новым авторам, убить человека, желающего испортить мою репутацию, в случае даже, что преступление, которое он разглашает, действительно было совершено, если только оно не было пока еще известно… Можно спокойно убивать человека, который только собирается нанести нам афронт — ударом палки или пощечиной» …

О, mon Рёге, — lui disje, — voila tout ce qu’on peut souhaiter pour mettre Thonneur a couvert, mais la vie est bien exposee, si pour de simples medisances et des gestes desobligeants on peut tuer le monde en conscience. (О, отче мой, воскликнул я, вот все, чего только можно пожелать, чтобы защитить честь, но жизнь зато очень уж стала небезопасной, если можно с спокойной совестью убивать за простое злословие или за грубый жест). «Вы правы, отвечает казуист, поэтому мы советуем на практике не пользоваться этим разрешением». Оказывается, однако, что этот совет не пользоваться этим разрешением, внушен этим богословам–моралистам не уважением их к Слову Божию и к Заповеди Божией, а соображением чисто внешнего характера: как бы не повредило государству, если бы стали слишком много и часто убивать, и кроме того можно подвергнуться наказанию по суду за такие убийства, ибо судьи не считаются с этими разрешениями казуистов. И так далее, и так далее.