О жизни и чудесах Блаженной Матроны. Акафист - [7]

Вскоре отец поехал на практику (он учился в Институте путей сообщения) в Пермь, в своей коляске с кучером. Едут по Мордовии полем, июль месяц, кругом дремучий лес, из леса им навстречу вышел согбенный старец с котомкой на спине, в белом холщовом одеянии. Отец говорит кучеру: «Сверни с дороги, дай пройти старцу!» Кучер свернул, а старец остановился и сказал: «Владимир, женись на Евдокии!» И пошел своей дорогой. Кучер оглянулся и говорит: «Барин, а старца-то нет».

Отец, по приезде в Москву, начал ходить по храмам и увидел в одном из них икону преподобного Серафима Саровского – точно таким и был тот старец. Опять ему ехать на практику, уже на целый год. Его мать и говорит своему мужу: «Дам я ему в услужение самую некрасивую и самую неказистую Дуню, так спокойнее будет!» Это было за два года до революции… В 1917 году я родилась, нас с мамой отец поместил в Сергиевом Посаде (напротив монастыря был двухэтажный дом) и ездил к нам, так как его родители нас не признавали. Если бы отец не женился на маме, его бы расстреляли, как многих его родственников, приближенных к Императору.

Мой отец одно время был членом Теософского общества (председателем его был, помнится, Белюсин). Отец был искренне верующим человеком, и кончина его была блаженной, но в молодости, поддавшись, по незнанию учения Православной Церкви, влиянию модных веяний, он так увлекся этой ложной духовностью, что участвовал даже в написании известной теперь среди оккультистов книги «Арканы Таро». Маме очень не нравилось, что он посещал собрания этого общества, она старалась не пустить его, но он все равно ходил туда, делая вид, что идет со мной на прогулку. Собрания устраивались в доме на Трубной площади, там проводили опыты по «материализации пространства». Мне было около десяти лет, и я хорошо помню, как во время этих опытов из воздуха падали на стол настоящие розы. Но Матушка уговаривала маму не мешать ему: «Господь его спасет!» – и молилась за него. И действительно, в конце двадцатых годов отец порвал всякие связи с этим обществом. Помню, долго еще он опасался их мести.

Бабушка моя, Феоктиста, под конец жизни ослепла. Она была кроткая, тихая, смиренная, все время молилась… Кровать ее была отгорожена в уголке комнаты книжным шкафом. Я готовилась к экзаменам в Архитектурный институт. До этого я два раза не была принята. Бегала с просьбой помочь к матушке Матрюшеньке (в то время она жила в Сокольниках). Матушка отвечала: «Поступишь, поступишь!» Конкурс был очень большой, а к тому же много детей сильных мира сего стремились поступить в этот институт – их, конечно, зачисляли в первую очередь. Надежды было мало, а Матушка – свое: «Будешь, будешь там!» И вот как-то утром я выхожу из моей комнаты в соседнюю и вижу: бабушка стоит на своей кровати и рукою шарит по верху шкафа, что-то ищет. Я спрашиваю: «Бабушка, что ты ищешь?» А она отвечает: «Ко мне приходил юноша, в белой одежде, такой светлый, и сказал: Феоктиста, я принес тебе двенадцать свечей, ты сегодня в пять часов умрешь, готовься». Я всей душой поверила, что это Ангел предсказал бабушке кончину и что именно так и будет, и говорю: «Бабушка, когда ты придешь на третий день ко Господу Саваофу на поклон, попроси за меня, чтобы Господь помог мне поступить в институт!» Она ответила: «Если Господь допустит, попрошу».

Когда я объявила маме: «Бабушка сегодня в пять часов умрет», – она не поверила, но все же вызвала врача. Он осмотрел бабушку и не нашел никаких оснований для беспокойства. Мама проводила врача, вернулась в комнату – часы бьют пять. «Вот тебе и умерла… Мам, а мам, как ты?» Молчание. Подходит и видит – сидя, наклонив голову, бабушка тихо почила…

Я держала экзамены и опять не попала. Был ответ: не хватило одного балла. Я к Матушке, плачу, а она меня рукой по голове постукивает и приговаривает: «Да будешь, будешь там!» Я ушла от нее в большом смятении. Прошел месяц, занятия в институте уже начались.

Как-то я шла по Кузнецкому Мосту, меня увидел начальник спецчасти института и спрашивает: «Почему ты не на занятиях?» Я отвечаю: «Меня не приняли». «Как так не приняли? Идем…» Ведет меня на Петровку в Академию архитектуры. Говорит: «Посиди!» Сам же пошел к директору академии, Людвигу, – институт был в его подчинении. Выходит и говорит: «Сейчас же иди в институт на занятия. Приказ о твоем зачислении сегодня же будет». Вот так я и была принята. О том, что это чудо, я тогда не подумала. Я решила, что просто понравилась начальнику спецчасти.

И вот в 1941 году Господь мне открыл тайну моего поступления. Началась война, шла эвакуация института в Ташкент. В вестибюле валялась гора папок—личные дела спецчасти, на сожжение. Среди этой кучи я нашла и свое личное дело. И что же я там вижу? По Промыслу Божию, когда я писала свою биографию, торопясь, я сделала ошибку – я написала, что мой отец работает в НКВД. Это было подчеркнуто красной чертой. (На самом деле мой отец, инженер, работал в одной организации, подведомственной НКВД.) Это-то и послужило моему зачислению в институт. Вот так Промыслом Божиим издалека вяжется цепочка нашей жизни.