О женщинах и соли - [56]

Шрифт
Интервал

Другая причина, по которой я уже месяц не видела свою мать, заключается в том, что я не хочу видеться с ней в ее доме — прежде: моем доме, — когда там мой отец. Она не понимает. Он болен, и мне нужно его навестить, говорит она. Он даже пить больше не может, говорит она. Но я не иду, и она не приходит в мою новую квартиру, и поэтому мы всегда встречаемся где-нибудь в кафе или в кубинском ресторане, а почти каждый свой выходной я не хочу никуда идти. Поэтому она просто звонит и спрашивает: Ты в порядке? А я говорю, что в порядке. А она говорит: Я могу тебя увидеть? А я говорю, что занята, и она много вздыхает, а потом в трубке скапливается столько тишины, что мы обе отключаемся, потому что не можем выдержать такой тишины.

В тот день с увлажняющим кремом и женщиной, похожей на мою мать, Марио засыпает за кухонным столом, пока раскатывает себе дорожку, а я ужинаю в одиночестве, потому что он весь вечер не голоден.

У него новая работа: амбулаторный лаборант в клинике боли. Он работает уже месяц и весь месяц выносит оттуда таблетки окси, пряча их в носках по одной. Проще, чем можно было подумать, говорит он. Таблетки он продает. Он хочет, чтобы я бросила работу в универмаге. Говорит, что хочет сам меня обеспечивать.

Мне никогда не нужна была эта работа, говорю я ему. Я работаю в универмаге не ради денег. За квартиру платят родители. Родители дают мне деньги почти на все, что нам нужно. Я стаю за прилавком универмага, который одуряет меня парфюмом и блестящей плиткой на полу, потому что я не знаю, что мне еще делать, я лишила себя надежд на колледж, о чем родители меня предупреждали. Потому что, когда я сижу дома, я хочу исчезнуть.

Вечером я лежу в постели и переключаю каналы. Я возвращаюсь на старый эпизод «Закона и порядка», потому что, господи, это она, женщина из магазина — но это совсем не она. Это просто брюнетка, которая при ближайшем рассмотрении совсем не похожа ни на ту женщину, ни даже на мою мать. «Преступный умысел», «Суд присяжных».

Я все равно звоню матери. Я верю в знаки. Мы строим планы встретиться в «Ла Пальме» в ближайшие выходные, она спрашивает, не хочу ли я передать привет отцу, а я, как обычно, отвечаю боже упаси.

Марио рядом со мной в полной отключке, и я обнимаю его голову своей рукой и держу ее на сгибе локтя, пока разговариваю с ним. Я представляю, что его голова это ребенок, и веду ногтями по его щеке. Сейчас он выглядит таким беспомощным. Я хочу защитить эту голову-ребенка. От чего, я не знаю.

Месяц, что мы вместе, мы провели в моей квартире. И я так сильно хочу, чтобы он остался, что это пугает меня. Ни один мужчина не уделял мне столько внимания, не заставлял меня чувствовать себя какой-то спасительницей, что ли. Я постоянно калибрую себя: кем мне быть, какая женщина нужна Марио, хотя я нравлюсь ему как раз потому, что он считает меня такой женщиной, которая не калибрует себя. Для него.

И я пытаюсь быть всем и ничем, и иногда мне кажется, что я куда-то развеиваюсь, и я наклоняюсь к зеркалу, как моя мать, и трогаю свое лицо: я все еще здесь. Меня беспокоит, что я никогда не смогу увидеть себя по-настоящему, именно такой, какой видят меня другие, например, Марио. Приходится верить, что отражение не лжет. Приходится верить, что перевернутая картинка достаточно близка к настоящей.

Марио нравится, что я готова на любые эксперименты, готова на все что угодно, что я не становлюсь препятствием в его желаниях. Ты не такая, как другие девушки, говорит он, и я туго обматываю его слова вокруг себя, словно плащ. Мир полон других девушек — у них блестящие волосы, лучистый смех, они одновременно чисты и заворожены сексом, их много, их целые вселенные, они состоят в обществах, извиваются в огнях ночных клубов, бегают в парках. Но если он говорит, что ему не нравятся другие девушки, если я не «другая девушка», то он будет моим, а не их.

Вот только в глубине души я знаю, что я и есть «другие девушки». Они во мне и вокруг меня. Я одна из них: моя коллега, которая ходит с одним и тем же оттенком губной помады, «18 Мне Уже», с тех пор, как какой-то парень перевесился через прилавок и сделал ей комплимент. Моя мать, которая покупает и покупает, уверенная, что просто не нашла подходящего крема, подходящей иглы, подходящего платья, чтобы вернуть своего мужчину, поэтому продолжает пытаться. Продолжает покупать. Саша, которая больше не моя подруга, потому что ее парень посоветовал ей одеваться, как я (и уточнил: более сексуально), и она тогда поняла, и что я не была для него другой девушкой, и что она не была для него особенной девушкой, единственной девушкой, и что любые категории самоуничтожаются, когда это нужно мужчинам, которые их придумывают, поэтому легче просто притвориться, что у нас есть хоть какой-то контроль над ситуацией. Контроль — это оттолкнуть меня.

Марио даже не догадывается. Он не догадывается, сколько времени и сил я трачу, пытаясь скрыть от него все это. Вместо того чтобы рассказать ему, я говорю себе: Соглашайся на все. Никогда не говори нет. Нет — для других девушек.

Я познакомилась с Марио на своей первой реабилитации. На самом деле я не была наркоманкой, я до сих пор так считаю, хотя да, да, я все понимаю. Это был просто кокс, и я даже не нюхала каждый день, но я потеряла свою офисную работу, когда не прошла тест на наркотики, и моя мать не давала мне прохода, и в конце концов я сказала, ладно, я могу позволить себе выключиться из жизни на двадцать восемь дней, если ты наконец угомонишься. Это было религиозное место, двенадцать ступеней и все дела. Персоналу было наплевать. Они отрабатывали свои деньги. Я ни разу не заговорила.


Рекомендуем почитать
Листья бронзовые и багряные

В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.


Скучаю по тебе

Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?


Сердце в опилках

События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.


Страх

Повесть опубликована в журнале «Грани», № 118, 1980 г.


В Советском Союзе не было аддерола

Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.


Времена и люди

Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.


Бумажный дворец

Семейная трагедия, история несбывшейся любви и исповедь об утраченной юности и надеждах. Словно потерянный рай, Бумажный дворец пленит, не оставляя в покое. Бумажный дворец – место, которое помнит все ее секреты. Здесь она когда-то познала счастье. И здесь, она утратила его навсегда. Элла возвращается туда снова и снова, ведь близ этих прудов и тенистых троп она потеряла то, что, казалось, уже не вернуть. Но один день изменит все. Привычная жизнь рухнет, а на смену ей придет неизвестность – пугающая и манящая, обещающая жизнь, которую она так долго не решалась прожить… Осталось сделать только один шаг навстречу.