О женщинах и соли - [5]
Трава дрожала вместе с ней, не замечая кровавой бойни, которой оказалась свидетелем. Пошел дождь, а Мария Изабель словно приросла к месту, пока кровь ручейком красного цвета прокладывала себе кривую дорожку к реке. Наконец она бросилась бежать, в изорванном, грязном и промокшем платье, как в детстве плача о матери, плача о громадной, безжалостной пустоте, простершейся впереди, пока не свалилась на пороге своего дома, горько рыдая.
В эту ночь ее мать умерла.
После волнений в Камагуэе все изменилось. В «Портеньос-и-Гомес» осталась всего треть рабочих — остальные или погибли в нежданном побоище, или бежали во Флориду, влекомые слухами о табачных фабриках, предоставляющих пристанище беженцам. Ушел дон Херонимо, и Портеньос, владелец tabaquería[9], стал контролировать рабочий процесс лично. Настроения омрачились, чтения стали другими.
В день, когда рабочие вернулись в цех после нескольких недель, загруженных похоронами и ремонтными работами, Антонио занял свое место за кафедрой и объявил, что традиционные чтения «Ла Ауроры» временно отменяются, поскольку из-за бунтов задерживалась доставка газеты в Камагуэй. После обеда они закончат «Отверженных», а сейчас приступят к другому роману, принадлежащему перу кубинского писателя.
Мария Изабель не находила в себе сил поднять на него глаза. Все внимание она сосредоточила на листьях, на скручивании куколок, одна плотнее другой.
— Сирило Вильяверде, — начал Антонио, — «Сесилия Вальдес».
У нее дрожали руки. «Крепче, — сказала она себе. — Скручивай крепче».
— «Женщинам Кубы: Вдали от Кубы, лишенный надежды когда-либо вновь увидеть ее солнце, ее цветы и пальмы, кому, как не вам, дорогие мои соотечественницы, отражение всего самого прекрасного, что есть в нашей родине, смею я посвятить сию печальную повесть?»
Голос Антонио помогал рабочим пережить это безрадостное утро. Он говорил об испанской и креольской элите; о любви между свободными и обращенными в рабство чернокожими кубинцами; о женщинах-мулатках и их роли в истории острова. И все же автор был мужчиной-креолом, влиятельным человеком. Не так уж и отличался от других писателей. Пообедав черствым хлебом и горьким кофе, одна в опустевшем доме, Мария Изабель вернулась на фабрику, слушать продолжение «Отверженных».
Так проходили дни. Ночные кошмары и истерические слезы уступили место обморочной усталости. И зачем-то, возможно от одиночества, а возможно от осознания, что у нее никого не осталось на всем белом свете, месяц спустя она дождалась Антонио после работы и сказала ему:
— Я не Сесилия Вальдес, — и добавила: — Для меня было бы большой честью, если бы вы мне что-нибудь почитали.
Однажды, еще в детстве, отец Марии Изабель взял ее с собой в центр Камагуэя, когда отвозил на рынок корзины с кофейными зернами, собранными хозяином плантации. Там она восторженно глазела на зажиточных испанцев, прогуливающихся по городскому променаду со своими семьями — женщины в пышных юбках из тонкого льна шли с зонтиками в руках, дети играли с обручами и палками или несли под мышками связки школьных учебников. На рынке она видела рабынь, которые таскались по пятам за белыми женщинами с ворохом их покупок — испанки указывали на что-нибудь пальцем, и чернокожие женщины в платьях, больше похожих на привычные Марии Изабель крестьянские халаты, подхватывали это с прилавка.
Тогда она спросила отца, указывая на свою кожу:
— Где все люди, похожие на меня?
Он шлепнул ее по губам, заставив замолчать. Детям не давали слова, напомнил он ей. Дети не задают вопросов — дети отвечают. Дети делают то, что им говорят.
Теперь она знала ответ. Женщины mulata[10] были здесь, в этих полях, одни свободные, другие нет, иные даже выдавали себя за креолок. Полугласное правило поработителей: смешайтесь, дабы mejorar la raza[11]. Испанские мужчины, ваше насилие — благо, ваше насилие делает расу этой колонии чище. И теперь таким, как она, можно сказать: ты не черная, ты — mulata, а mulata — это major[12], и поколения твоих потомков blanquear[13], подбираясь все ближе и ближе к белизне кожи, пока сами не начнут подчиняться тому же правилу. На каких-то плантациях вкалывали рабы, какие-то возделывали вольные крестьяне, обеспечивая свое существование на небольших наделах земли. Но у фермеров и у рабов, у гуахиро[14] и у креольских землевладельцев — у всех были свои причины ненавидеть королеву Изабеллу II.
В последние дни войны от свежих новостей из провинций час от часу становилось страшнее: публичные казни; целые деревни, сожженные дотла; прежде свободные черные фермеры, обращенные в рабство. Люди голодали. Болезни свирепствовали, выкашивая целые семьи. Тюрьмы были переполнены мамбисами[15]. Гибли народные герои.
А Антонио и Мария Изабель по-прежнему ежедневно по часу проводили за чтением в тени банановых пальм во время обеда. Антонио читал ей стихи кубинских ораторов и политические трактаты европейских философов. Карла Маркса и других мужчин. Они много дискутировали. Он учил Марию Изабель писать свое имя, зажимая перо в ее дрожащей руке, пока она выводила петли и росчерки на небольшом свитке бумаги, и даже не понимая букв, она видела в этих символах некое искусство, некую красоту.
Александр Трофимов обладает индивидуальной и весьма интересной манерой детального психологического письма. Большая часть рассказов и повестей, представленных в книге, является как бы циклом с одним лирическим героем, остро чувствующим жизнь, анализирующим свои чувства и поступки для того, чтобы сделать себя лучше.
Книга рассказов Полины Санаевой – о женщине в большом городе. О ее отношениях с собой, мужчинами, детьми, временами года, подругами, возрастом, бытом. Это книга о буднях, где есть место юмору, любви и чашке кофе. Полина всегда найдет повод влюбиться, отчаяться, утешиться, разлюбить и справиться с отчаянием. Десять тысяч полутонов и деталей в описании эмоций и картины мира. Читаешь, и будто встретил близкого человека, который без пафоса рассказал все-все о себе. И о тебе. Тексты автора невероятно органично, атмосферно и легко проиллюстрировала Анна Горвиц.
Солен пожертвовала всем ради карьеры юриста: мечтами, друзьями, любовью. После внезапного самоубийства клиента она понимает, что не может продолжать эту гонку, потому что эмоционально выгорела. В попытках прийти в себя Солен обращается к психотерапии, и врач советует ей не думать о себе, а обратиться вовне, начать помогать другим. Неожиданно для себя она становится волонтером в странном месте под названием «Дворец женщин». Солен чувствует себя чужой и потерянной – она должна писать об этом месте, но, кажется, здесь ей никто не рад.
Два рассказа. На обложке: рисунок «Prometheus» художника Mugur Kreiss.
Бич (забытая аббревиатура) – бывший интеллигентный человек, в силу социальных или семейных причин опустившийся на самое дно жизни. Таков герой повести Игорь Луньков.
Очень просты эти понятия — честность, порядочность, доброта. Но далеко не проста и не пряма дорога к ним. Сереже Тимофееву, герою повести Л. Николаева, придется преодолеть немало ошибок, заблуждений, срывов, прежде чем честность, и порядочность, и доброта станут чертами его характера. В повести воссоздаются точная, увиденная глазами московского мальчишки атмосфера, быт послевоенной столицы.
Семейная трагедия, история несбывшейся любви и исповедь об утраченной юности и надеждах. Словно потерянный рай, Бумажный дворец пленит, не оставляя в покое. Бумажный дворец – место, которое помнит все ее секреты. Здесь она когда-то познала счастье. И здесь, она утратила его навсегда. Элла возвращается туда снова и снова, ведь близ этих прудов и тенистых троп она потеряла то, что, казалось, уже не вернуть. Но один день изменит все. Привычная жизнь рухнет, а на смену ей придет неизвестность – пугающая и манящая, обещающая жизнь, которую она так долго не решалась прожить… Осталось сделать только один шаг навстречу.