О влиянии Дэвида Боуи на судьбы юных созданий - [11]

– Ну, у тебя дома не соскучишься.

Я не очень понял, что он имел в виду, но кивнул.

– А ты их видел?

– Кого?

– Как кого, the two[23] кобелих.

– Кто это?

Тут я должен сделать отступление. Мне было одиннадцать, и я был не самым продвинутым, Руссо немного больше. Я существовал в защищенном мирке. В доме многие слова никогда не произносились. Он от души веселился, а до меня не доходило, что он хотел сказать.

– О чем ты говоришь?

– Ну, они дрочат друг друга? Ты их видел или нет?

Он вкратце мне объяснил, и я с ужасом осознал, что он имел в виду. Я бросился на него. Это была первая из непрекращающейся череды драк; как меня это ни злит, но должен признать, что всегда оказывался битым. Драки прекратились только в начале третьего года, когда меня на неделю отчислили и я решил, что ноги моей больше не будет в коллеже. Руссо был из футболистов-баскетболистов, а я нет, я терпеть не мог спорт, он был раза в два плотнее меня и на двадцать сантиметров выше. Я проигрывал все бои, но со временем понял, как нужно действовать. Чтобы он не мог воспользоваться преимуществом в весе и росте, я приклеивался к нему вплотную и бил по ребрам, так что, пока он успевал среагировать и отцепить меня, мне тоже удавалось причинить ему боль, и я испытывал удовлетворение, видя, что он меня боится. Все четыре года он провоцировал меня, и всякий раз я без колебаний лез в драку. Меня не смущало, что я получал взбучку, если взамен заставлял его пожалеть о тех помоях, что он на меня вылил. Но часто он ходил в компании приятелей – четверых малолетних придурков, которые насмехались надо мной, над матерью и над Стеллой. И это все усложняло. Меня так задевало то, что они выкрикивали, что я недолго сдерживался и бросался на них, но раз их было много, мне здорово доставалось. Когда я встречал кого-то из них поодиночке, тот проходил мимо, будто меня не замечая, но стоило им собраться вместе, и я получал свою порцию насмешек, непристойных жестов, а если вступал в драку, то жаловаться бежали они, клянясь всеми святыми, что это я мстительный задира и напал на них без всякого повода, и всегда получалось, что я и виноват, потому что никогда не говорил о том, чем именно они меня спровоцировали. Я не хотел, чтобы Лена и Стелла узнали, что про них несут, я не хотел, чтобы они упрекали себя в чем-то или чувствовали себя виноватыми, мне казалось, что я их запачкаю. По сути, это была моя проблема, а не их, они тут ни при чем, мой груз – мне и тащить, и я должен научиться сам разбираться со своими делами, а не бегать хныкать к мамочке, тем более что в любом случае это ничего бы не изменило. Может, я и должен был обо всем рассказать, открыться Стелле, она смогла бы помочь, подсказать, но я был слишком молод, боялся ее ранить и так никогда ничего и не сказал.

Апофеоз нашего противостояния наступил в первый же день последнего года в коллеже. Мы с Алексом стояли на школьном дворе и болтали, когда мимо прошел Руссо с приятелями и толкнул меня, сделав вид, что удивлен встречей.

– О, it is a pleasure[24] снова увидеть вас, педиков.

Во время каникул Алекс настойчиво советовал мне не отвечать, вообще не реагировать на их провокации, и должен признать, что он был прав. Я позволил Руссо плести свой вздор, так что он упражнялся в одиночестве.

– Хорошо развлеклись на каникулах? Что, язык потеряли? Может, слишком много друг у друга сосали, а? Наши голубки стали ломаками, девочки теперь разговаривают только между собой.

Он ржал над своими дебильными шуточками, призывал приятелей в свидетели, его нервировало, что мы будто не замечаем его словесных нападок.

– Да он вырос! Не такой уж он теперь маменькин бэби, как считаете, парни? Кстати, Поль, а где твой отец? Ты к нему не ходил на свидание? Он уже вышел из каталажки?

Я отвернулся, чтобы поговорить с Алексом, и тут Руссо со всей силы толкнул меня в плечо.

– Эй, это невежливо, поворачиваться ко мне спиной, что-то в этом году гомики совсем разучились себя вести. Я волнуюсь за твоего отца, Поль. Где он, этот мудила? Что сейчас делает?

Я скорчил гримасу и долго разглядывал циферблат своих часов.

– Как раз в это время он трахает твою мать. Сказать по правде, от твоего дохляка-папаши ей мало радости.

Я не должен был отвечать, это была ошибка, Руссо в конце концов выдохся бы и отправился искать другого козла отпущения. Его задели не те непристойности, что я ему бросил, мы друг другу и не такое говаривали, а то, что он потерял лицо перед своими приятелями, которые хором заржали, и этого он вынести не мог. Я снова повернулся к нему спиной, но он развернул меня, готовясь ударить, и тут я не смог сдержаться. Мой локоть вылетел в направлении его лица со всей силы, на которую я только был способен, и мы все услышали сухой деревянный треск ломающегося носа. По правде, нос перекосило на сторону. Несколько секунд он стоял, оглушенный, еще не придя в себя от удара, потом завопил, держась за свою сопатку, из которой хлестало, как из бочки с красным вином. Мой последний год коллежа кончился, так и не начавшись. Я оказался перед директрисой и дисциплинарным советом и был исключен на неделю с занесением соответствующей записи в мое школьное досье.